Солнцедар - Олег Дриманович

— Верно.

— Правильно.

— Деятель гниломудый. Выдал стране путёвку в бедлам.

— Да что говорить, порядок нужен… рука нужна.

За явным преимуществом сторонников «руки» дебаты не получались. Капитан уныло слушал, презрительно щурился. Бросил бычок в урну. Перелёт.

— Ян, только не встревай, — взмолился Алик.

— Ладно, пошли. Тухло всё.

Сперва солдатиком — вспомнить высоту, почувствовать бетон воды. Затем бомбочкой, щучкой, крутя корявые голенастые сальто, впечатываясь плашмя спиной, отбивая животы, пугая народ взрывами брызг, гоготом и фиолетовыми трусами… Сигали, как дорвались, — Алик с верхней площадки, держась за сварные перила, Ян — с самих перил. Тонкие прутья гнулись, выбрасывая с вибрирующим стоном лысый крупнокалиберный снаряд катапультой. Снаряд ухал, шумно вонзался, терял трусы: фиолетовые сливались с чернильной водой, не желали обнаруживаться.

Никита ходил по волнорезу, высматривал беглое бельё, давал голому целеуказание. Сам наверх лезть не спешил: лупцанул пузо с пирса, — горело. Но хотелось именно оттуда, по-настоящему, головкой, чтоб встряхнуть, прочистить ноющие с утра мозги. Ян, вылезая из воды, смахивал с бицепсов блестящую чешую, щурясь, кивал на вышку: ну как, созрел?

Напутствовал:

— Шею… главное — шею… и руки крепче.

— Сам знаю.

Никита полез. Взобрался. Чёрт, вот это высотища! Внизу — муравейник, вершины гор — вровень, и бухта, как из флигеля, — до Адлера видать.

— Толкаешься сильней, ладони в замок, шея — гранит! Давай! — кричал снизу Ян.

Никита перелез через перила. Пляж замер, все уставились на него. Вот чего они сюда лазят.

Чёрный битум воды… Если держать в поле зрения пляжных муравьёв — высотная жуть. Только на воду смотреть — не так и страшно. Выставил молот рук вперёд — была не была, полетел. Битум ринулся стеной, шибанул по макушке, дёрнул всего, оглушил, ободрал живительно с глаз до пяток. Уф! — цел, не рассыпало, плешь слегка ноет, плавки на месте. Снова хочу!

Ещё три битумных оплеухи, и Растёбин отвалился на гальку. Перепонки гудели, в глазах зайчики, дрожь по телу, сладостная прострация. Страхи, тревоги вымыло — прочистил голову. Москва со своей бучей утонула, как Атлантида. Приполз Мурзянов, лёг рядом, разбросав маленькие костлявые ступни.

Смотрели на Яна. Тот, эффектно взмывая, замирал в зените, группировался и, пружинно выстреливая ногами, входил в воду почти без брызг. Пацаны пробовали подражать, дрыгая в воздухе лапками — лягушачьи-потешно.

— …Что блатной, сразу было понятно, без обид, — вернул Никиту из забытья Алик. Голос понимающий — мол, всяко бывает в этой жизни, прищур — дружелюбный, — я и Позгалю с самого начала сказал. Не угадал, правда, за липовые погоны. Чё, большая шишка батя-то?

— Генерал-майор.

— Да, по головке не погладит.

— Харэ… Только забыл.

Оттолкнувшись от гальки, Алик сел ближе.

— Слышь, — доверительно терханулся, — что бочку тогда катил — звиняй. На нервах был…

— Фигня, — Никита отшвырнул ногой ракушку, — было и было…

— За Позгаля боюсь, — опять коснулся Никитиного плеча, — лезет же на рожон, идиот. Я уже плюнул с этим рапортом — ладно. Не загреметь бы нам хуже, под это гэ-ка-чэ-пэ. Раз упыри, чё упырям-то доказывать? С первых дней — против ветра, уделался только, сил никаких. Тут осталось-то — досидеть и забыть. А дома, на месте, разберёмся.

Смотрел, словно ждал от Растёбина по меньшей мере одобрения. Ещё лучше — немедленной разработки фантастичного плана под названием «Усмирение неуправляемого Позгаля».

— …Точно влипнем, дальше будем под него плясать. Он же когда бешеный — дурак дураком.

Глядел сочувственно, видел все Никитины занозы от обид. Понимал, на что кроме страха жать — на ушибленное самолюбие. Смотрел — знал, одобрение будет. И Никита кивнул, с той же секунды вступив с ним в сепаратный альянс «Не желающих плясать под Позгалёва», не желающих больше плясать вообще. Он тоже устал от такого курорта.

— Барана-то как мы с тобой, а? — скрепил воспоминанием альянс Алик.

— Жалко барана.

— Короче, хочет рвать тельнягу — пусть рвёт без нас. Так?

— Так.

Нанырявшись до изнеможения, Ян шёл по волнорезу. Тащил за собой неводом голопузую гурьбу пацанов. Те блестели на солнце, что нартученные. Ян показывал рукой, как надо правильно и красиво взлетать-падать.

По чавкающей кромке воды бродили за ручку с крохами мамаши. Понурые, растерянные, совсем как мужья там, наверху.

Только сейчас Никита услышал, до чего тихо на пляже сегодня. Ни свистков-окриков, даже смеха, радостного гомона нет. Подавленность, затишье. Как бывает здесь, наверное, только поздней осенью, на исходе сезона. Одна из мамаш, в цветастом купальнике ладная блондинка, кивая на чадо, печально обронила:

— Их жалко. Малявок этих. Даже смеяться выучились уже по-другому.

Первые слухи об отзывных телеграммах поползли вечером. Опять гудело толковище на крыльце, кто-то даже пришёл по форме. Немного, пара-тройка, но такие были. Казалось, вот-вот начнут одёргивать заплечные вещмешки. Были и новости: Горбачёв под арестом, в столице — танки, Ельцин выступил против, влез на броню и сказал, что путч. Начинают отзывать. Есть уже телеграммы. Все серьёзно. Пахнет гражданской…

«Пришла, не пришла, — узнать-то где?»

«У коменданта. Да он вручит, не переживай».

«Гражданская…» — слово отчего-то пахло пиджаками. Никите представилась бойня однобортных с двубортными. Ещё не верилось, что всё всерьез.

Лебедева в обед не видели. Показался только на ужине. Ходил улыбчивый, взбудораженный, приветливый. Их приметил, подойти остерёгся, но просиял, будто старинным друзьям, которых не чаял увидеть. Вышло неубедительно. Бессильная, приторная улыбочка: пакт разорван, мартышки сорвались с крючка, полное фиаско.

— Наверное, успел получить от Еранцева звездюлей, — усмехнулся Ян. — Улыбайся, улыбайся… Чё тебе ещё остается: шлангом прикидываться. Насыпал, видать, уже маршал соли под хвост, — удовлетворенно разговаривал сам с собой Ян.

Еранцевы отсутствовали и на обеде, и на ужине. Алик предположил, что хавчик им теперь, как нам, — в номер таскают. Повстречали зато Майкова, почему-то им не обрадовавшегося. Тот был без своей привычной авоськи, и Ян не преминул сострить.

— Чё, чернокнижник, прикрыл избу-читальню?

— Ой, ребята, от греха…такие дела, сами видите… Как повернётся? Куда? Нет, коррекция легкая, глядишь, не повредит. Насколько уж я, сами знаете, каких взглядов, а элементарный порядок — неплохо бы. Про дельфинов-то слышали? За гранью уже.