Спасти СССР! "Попаданец" в пенсне - Валерий Белоусов

Впрочем, копали не только там… Про подземный аэродром, где на специальной поворотной катапульте были установлены стартующие из-под земли истребители, слыхали? А это тут же, в Люберецком гарнизоне… Рядышком с построенной иждивением Лаврентия Павловича станцией РУС-1. «Радиоулавливателя самолётов»… локатора, короче! Одного из первых в мире.

Да… а так — ничего особенного с виду… Затравяневшие бугорки пообочь взлётного поля.

Так что, ежели пойти по улице Электрификации от станции Панки вдоль полотна железной дороги, от платформы в сторону депо, да свернуть на 1-й Панковский проезд, то справа по ходу мы скоро увидим серое безликое здание заводика ВНИИ Бытовой техники, а вот за ним…

Тоже ничего интересного.

Бетонный забор с «егозой» поверх него, за которым возвышаются крыши полутора десятка безликих длинных зданий… Железнодорожная ветка, уходящая к зелёным (о!) железным воротам, но без обязательной красной звезды.

Склады и склады. Никакой романтики.

«Мало ли в Бразилии П-педров!»(с), — подумает так досужий наблюдатель и обернётся, дабы полюбоваться на возвышающуюся впереди желтую каменную башню — возвышающуюся над зданием классического дворцового типа, как бы и не водонапорную…

Нет, не водонапорную… Это, товарищи, вообще не башня.

Это типичный шахтный ствол, а жёлтый, с ампирными колоннами, дворец — сие Всесоюзный институт горного дела имени Скочинского, в просторечии ВНИИуголь…

«Хренасе!» — подумает пораженный наблюдатель.

Богато живут коммунисты — что для учёных экзерсисов аж экспериментальную шахту заложили… Ну, уж не совсем для учёных, скажем так. Складские помещения, о которых мы говорили, — это всё бутафория… Пустые коробки.

Самое интересное — там, внизу…

Там же, тогда же, отметка «Минус 74 метра».

Закачавшись на тросах, вверх-вниз, как привязанная к вынутой из трусов резинке катушка из-под ниток, клеть остановилась…

Загорелись красным висящие на стене клети застеклённые трафареты «Курение в шахте — преступление», «При нахождении в стволе согласовывайте свои действия», а также «Не открывай двери до посадки на кулаки!».

Ушла в сторону решётчатая, с мелкой сеткой поверху, дверь, и, спотыкаясь о рельсы узкоколеи (900 мм), Лаврентий Павлович вышел на ярко освещенный ртутными лампами шахтный двор…

Идти ему было крайне неудобно — потому как новенькая брезентовая роба совершенно не гнулась и трещала при ходьбе, голову тяготила шахтёрская каска с лампочкой во лбу, а по бедру больно колотился привешенный на слишком длинном ремне металлический «котелок» — футляр самоспасателя… Инструкция!

Хоть кто бы ты ни был — а в шахту тебя без этого не пустят.

От ярко освещенной площади во тьму уходили три тоннеля — северный, южный и восточный… А прямо перед Берией висел угрожающего вида плакат «Немедленно проверь лампу!» (и тут же любезно пояснял: «Норма зарядки — 8 часов»).

Посреди шахтного двора на поворотном кругу стоял забавный маленький электровозик, к которому был прицеплен открытый сверху вагончик со скамейками — «карета» по-шахтёрски…

— У нас их снизу — семь, да ещё три — на горА, — пояснил гостю главный инженер, похлопывая стального зверя по толстой синей шкуре. — Садитесь, эх, прокачу!

— А может, всё же пешочком… — опасливо покосился на карету Берия.

— Как хотите… только долго идти придётся, однако… — пожал плечами хозяин здешних подземелий.

— Гм. И какая протяженность тоннелей?

— Все три крыла, в целом — двадцать шесть километров…

— Ебт… когда только успели? — Лаврентий Павлович был просто поражён.

— Ну, дак… начали при Самом, при Хруще продолжали, при Брежневе тоже… так садимся?

— Садимся, садимся…

А ехали они всё же недолго… минут десять. Бежали в свете лобового прожектора побелённые стены со змеящимся кабелем, мгновенно исчезающим во тьме, мелькали арочные бетонные крепи…

А потом перед Лаврентием Павловичем встала слева по ходу серая стена. Мешки. В четырнадцать рядов, Друг на друге…

— Это чего такое?

— Сахар.

Лаврентий Павлович зажёг свой фонарь на каске и посмотрел вдаль… Свет фонаря терялся в непроглядной тьме, бессильно рассеиваясь. Только рельсы, уходящие в непроглядный мрак, поблескивали.

А пока света хватало — вдаль уходили всё мешки… мешки… мешки…

— Да. Вот это я понимаю — закрома Родины! Будем отгружать, — вожделеюще потёр руки Берия.

— Разворуют!

— Ну не сразу же… на пару дней хватит? А там и меры психологического воздействия подействуют… Так что будем грузить! Одно только я не понимаю: куда вы землю при проходке тоннелей девали?!

— Тарили в мешки и вывозили в обычных товарных вагонах…[52]

— Да ничаво…

— Не понял вас, товарищ генерал-майор…

Заместитель командующего ВДВ по боевой подготовке генерал-майор Лебедь сильно, с досадой затянулся смятой «беломориной» (фабрики имени Урицкого):

— Байка есть такая… про русский характер. Вот, представьте себе… 1905 год. Взбунтовавшиеся мужики с косами, вилами, цепами подвалили к барской усадьбе. Загомонили… На крыльцо вышел барин в халате, в феске и шлепанцах. Под мышками — по ружью. Сделал многозначительную паузу и, когда наступила мертвая тишина, спросил мужиков: «Ну, чаво?»

Толпа понурила головы и начала растекаться. Через несколько минут перед усадьбой никого не было.

Вечером в кабаке сидел мужик, перед ним стояла пустая бутылка, в стакане остатки водки, краюха хлеба, луковица…

Мужик поднял стакан, посмотрел на него осоловелым взглядом и вдруг взъярился: «Чаво, чаво? Да ничаво!!!» И немедленно выпил.

— Не понял, тщ…

— Слушай, ты какой-то сегодня не такой… думай сам. Вызывал меня сегодня Ачалов… спрашивал, пошто я ещё живой. Ответил ему, что помирать не вижу пока оснований…

— ?!

— Вот и я тоже — слегка удивился. Выяснилось, что средства массовой информации усиленно распространяли слух о том, что 19-го я переметнулся — к кому, не указали, а 20-го начали распространять такой же ничем не подтвержденный слух, будто я застрелился, из чего — не уточнили. А потом ещё распустили слух, что я был захвачен заложником защитниками Белого Дома, уже после того, как я, естественно, застрелился…