Марго, или Люблю-ненавижу - Марина Крамер

Мы поднялись наверх, заперлись в моей спальне. Пока я переодевалась, Мэри успела выкурить пару сигарет и теперь стояла у большого окна и смотрела на вечернюю улицу. Мне всегда нравилось наблюдать за этим – как она стоит, чуть наклонив голову вправо, и, скрестив на груди руки, высматривает что-то в чуть подсвечиваемой уличными фонарями темноте. При этом губы ее чуть шевелились, и мне казалось, что в такие моменты она сочиняет стихи, которые потом никому не показывает. Даже мне.

– Иди ко мне, – позвала я, устраиваясь в кровати, и Мэри вздрогнула. – Испугалась?

– Нет… задумалась просто.

Она села у меня в ногах, вытянула больное колено и чуть помассировала его – почти машинальным движением. Я долго молчала, не зная, как сказать ей то, что собиралась.

– Понимаешь, Мэри… Алекс… он… Как бы это так правильно назвать… Словом, он террорист, Мэри.

– Кто?! – Мне кажется, сообщение о том, что Алекс – предводитель марсианских пришельцев, не произвело бы на нее такого впечатления, как короткое слово «террорист».

– Террорист, Мэри. Я не могу утверждать стопроцентно, но по некоторым признакам… Человек, убивающий по заказу и за деньги. Организовывающий взрывы, диверсии и просто убивающий людей, берущий их в заложники. Правда, мне кажется, что он делает это больше из спортивного интереса – денег у него и так достаточно. Он всю жизнь живет под разными именами, мне кажется, даже я не знаю, как его зовут на самом деле.

– Марго, ты бредишь… – второй раз за этот вечер проговорила Мэри, но уверенности в ее тоне что-то поубавилось.

– Если бы… ты знаешь, когда я поняла это, а потом и получила подтверждение своим подозрениям, я тоже подумала – лучше бы бредить. Но, к сожалению, это оказалось чистой правдой. Когда Алекс понял, что я знаю, он озверел… Он запер меня в подвале – представляешь, семнадцатилетнюю девчонку взял и запер почти на два месяца. Нет, он меня не бил, не трогал – просто не выпускал. Первую неделю я пыталась найти способ убежать, кричала, плакала, угрожала. Потом… с каждым днем мое желание убежать становилось все слабее. – Я перевела дыхание и повернулась к тумбочке, на которой у меня всегда стояла бутылка минеральной воды. Мэри молчала, уставившись в одну точку. – Знаешь, «стокгольмский синдром» существует, я это точно поняла. Когда он выпустил меня – я уже никуда не хотела идти. Я хотела только одного – быть рядом с ним, что бы ни случилось. Всегда быть рядом. Ведь он должен был убить меня, Мэри, – убить. А он… Он продолжал жить со мной и делать вид, будет ничего не произошло. Я очень любила его, Мэри…

– Марго… как можно любить того, кто позволяет себе…

– Мэри, не торопись осуждать, хорошо? Просто не торопись. Вот скажи – если бы такой, как Алекс, позвал тебя, когда тебе всего семнадцать, а за спиной – только мать с ее вечными придирками, ором и обвинениями в собственной неудачной личной жизни? Ты – не пошла бы?

– У меня вообще не было матери – только отец-алкоголик и танцы. Ни денег, ни возможностей – а Костя бросал в грязь огромные букеты роз, был рядом, когда я едва не сломала шею, когда… – Мэри чуть задохнулась, замолчала на пару секунд. – Он был самым известным в городе человеком, а как же – лидер армянской диаспоры, богатый, уважаемый, хоть все знали, на чем и как он сколотил свое состояние. Как думаешь, в провинциальном городе девушки не мечтают вырваться из нищеты?

– Мэри, ты говоришь не о том.

– О том! – отрезала она. – Ты так любишь себя жалеть, Марго, что даже не видишь, что вокруг люди, которым не лучше, чем тебе. Но я всегда знала – нельзя близко подходить к таким, как мой Костя и твой Алекс.

– Да? И посмотри вокруг. Ты сбежала от своего Кости – к моему, как ты выражаешься, Алексу.

Мэри встала, обдала меня ледяным холодом и молча вышла из комнаты. Я не стала ее останавливать. Мне казалось, что даже она не имеет права осуждать меня. Даже она – самый близкий мне человек. Потому что Мэри не могла знать, как это – жить с матерью, которая видит в тебе лишь источник собственных неудач, которая постоянно тычет тебе в нос твоей никчемностью, твоей «не такой» внешностью, твоей отвратительной, по ее мнению, жизнью. Разве могла она знать, каково это – из кошмара оказаться неожиданно в сказке, где ты окружена вниманием, обласкана, отогрета, где тебя любят и тобой восхищаются. И дело как раз в том, что он считал меня своей, в том, что я принадлежала ему. И ощущение принадлежности, нужности кому-то – оно не стоило тех чертовых двух месяцев в подвале. И даже сейчас я согласилась бы повторить все это – потому что я его любила.

Снизу раздался голос Алекса:

– Вы спать легли?

– Нет, сейчас, – отозвалась я, вставая.

Накинув халат, я прошла по коридору до комнаты Мэри, постучала. Ответа не было. Я подождала пару секунд и толкнула дверь. Она легко подалась, но комната оказалась пуста. Мне стало не по себе… Я быстро вошла и открыла шкаф – сумки Мэри не было, как не было ее любимых сапог, джинсов и кожаной куртки. О, черт, ненормальная!!! Куда она направилась на ночь глядя, да еще не совсем трезвая?

Я в растерянности села на кровать, думая, что же теперь говорить Алексу. Рассказывать о нашем с Мэри разговоре смысла не имело – я прекрасно понимала, что он не одобрит. Но что теперь делать, где искать ее?

Алекс пришел сам – его шаги по лестнице заставили меня чуть сжаться и втянуть голову в плечи.

– Что вы тут… – начал он и замолчал, увидев мое лицо. – Где она?

– Не знаю…

– Что ты ей сказала, Марго?

– Ничего…

– Не ври. – Он наклонился и взял меня за подбородок двумя пальцами. – Марго, что ты ей сказала?

– Мы поссорились.

– Смотри на меня, – велел он. – Ты рассказала ей, кто я? Зачем?

– Откуда… – начала я, но он покачал головой:

– Марго, ты никогда не была дурой. Неужели ты думаешь, что я оставил вас тут без присмотра?

– В смысле?

Он отпустил меня и подошел к окну, взял в руку свисавший со шторы длинный декоративный шнур и повернул его кисть ко мне:

– Это мини-камера, Марго. У тебя в комнате, в кухне, в гостиной – да везде – такие же. И все, о чем вы говорили, всегда слышал и видел я. Так зачем ты рассказала ей?

Я опустила голову. Не знаю, зачем рассказала. Возможно, мне захотелось как-то оправдаться – или объяснить ей, кто такой Алекс на самом деле. Судя по всему, она совершенно равнодушна к нему – иначе как объяснить ту холодную вежливость, с которой они общаются все это время? Как объяснить отлучки к этому Стасу – когда дома есть мужчина, который не против, стоит ей только дать ему понять, что и она – за?

– Ну, не молчи, я ведь не ругаю тебя.

И тут во мне что-то перегорело – я вскочила и заорала так, что у самой заложило уши:

– Да кто ты такой, чтобы ругать меня?! Ты, человек, сломавший мне жизнь и искалечивший психику?!