Эпоха за эпохой. Путешествие в машине времени - Карл Александр

Его взгляд скользнул по почтовым ящикам в поисках ее имени. Оно действительно там нашлось: Марша Макги, Ноу-стрит, 37. Повернувшись, он взбежал по лестнице, перешагивая через ступеньку. Если он помедлит сейчас, в момент своей первой настоящей любовной связи с женщиной, то выбежит из этого дома и с криком бросится на Бродвей. Ему не следует задумываться. Ему надо положиться на собственную животную притягательность. У него больше нет желания оплачивать свои вскрытия трупов.

Он неожиданно быстро добрался до нужной квартиры, судя по цифрам на двери. Под ними оказался дверной глазок и металлический дверной молоток с облупившимся медным покрытием. Он набрал в грудь воздуха и ударил по деревянной створке.

– Секундочку!

Стивенсон услышал быстрые шаги – а потом дверь распахнулась (без благоразумного взгляда в глазок). Он ощутил приятную волну теплого воздуха.

– Привет! Заходи.

На ней были надеты джинсы и облегающая майка, притягивающая взгляд к грудям и обнаженным плечам. Ее густые волосы, недавно расчесанные, сияли, заставив его вспомнить запретную французскую открытку, которую он как-то нашел у отца в кабинете: она называлась «Леди Годива».

Он нерешительно вошел в квартиру. Не слишком ли он нарядно одет? Если это и было так, она на это внимания не обратила. Взяв его за руку, она провела его по дощатому полу и толкнула на раздвижной диван. Других предметов мебели в комнате не было.

– Хочешь винный кулер?

Он кивнул.

– Отлично, я уже пару приготовила.

Марша вышла на кухню и быстро вернулась с двумя стаканами. Вручив ему один, она поставила второй на пол у дивана, после чего ушла через проем, где когда-то была двустворчатая дверь, в темную часть помещения, которая теперь служила ей будуаром.

Он увидел, что она копается в комоде (может, хочет надеть блузку?), и, отвернувшись, попробовал принесенный ею напиток. Это оказалась смесь содовой и красного вина с коркой лимона. Не особо впечатлившись, он все же был рад смочить пересохшее горло прохладной жадностью.

Марша вернулась в комнату, покачивая на ходу бедрами, и подошла к фонографу, стоящему на окне мансарды.

– Тебе нравится Флитвуд Мак?

– Вполне, – ответил он неопределенно, испытывая легкое любопытство.

– У меня все знакомые балдеют от Линды Ронстадт, а по-моему, она слишком печальная. Все эти неудавшиеся отношения и одинокие ночи. Это не жизнь. – Тут она засмеялась. – Но от таких денежек, как у этой цыпочки, я не отказалась бы!

Она нажала кнопку на проигрывателе и прибавила громкость. Комнату затопил звук – и Стивенсон инстинктивно подскочил на месте и вскинул руки, инстинктивно торопясь защитить барабанные перепонки. Он был уверен, что музыка слышна в нескольких кварталах отсюда, а Марша ритмично раскачивалась в центре комнаты, словно в таком звуке не было ничего особенного. Он расслабился, получая удовольствие от примитивного ритма и высоких гармоничных тонов. Эта музыка была лишена величественности его любимого «Кольца Нибелунгов» (ему посчастливилось слушать это произведение в исполнении Лондонского симфонического оркестра, которым дирижировал сам гениальный Вагнер, когда он, Стивенсон, был студентом первого курса естественных наук), однако она его устраивала. Он улыбнулся. Вполне сойдет.

Хозяйка квартиры села рядом с ним и разжала левый кулак, в котором оказалась самодельная сигарета. Она раскурила ее и глубоко затянулась. Запах был ему незнаком: это не были ни табак, ни опиум, который он пробовал в убогих заведениях Ист-Энда.

– Домашняя травка, получила от бывшего парня, когда навещала предков в Модесто месяц назад.

Марша сказала это прямо в ухо Стивенсону, чтобы он расслышал ее на фоне громкой музыки. От близости ее горячего дыхания его пробрала дрожь. Она еще раз затянулась странной сигаретой, а потом протянула ее ему.

Он хотел было возмутиться, но быстро сообразил, что этот жест следует считать современным вариантом индейской традиции совместного курения трубки мира. Таким образом, это был знак дружбы и доверия – и он мысленно рассмеялся. Взяв травку, он повторил действия Марши – и закашлялся.

Она захихикала:

– Ах уж эта травка! Нужна привычка.

Он вытер выступившие на глаза слезы и молча кивнул. Между ними воцарилось молчание – была только музыка. Он сделал более осторожную затяжку – и вернул сигарету обратно.

– И что тебя привело в Сан-Франциско? – спросила она между затяжками.

Глаза у нее сощурились, голос звучал хрипло.

– Погода, – ответил Стивенсон, внезапно ощутив веселье и легкость.

– Погода? Господи, если бы у меня были деньги, я бы прямо утром уехала в Гонолулу!

Он лег на спину, закрыл глаза и прижал ладонь ко лбу. Музыка вроде как стала громче. Все тело у него вибрировало.

Она улеглась рядом с ним:

– Хорошо, да?

– Удивительное ощущение.

Она докурила травку, затушила ее о жестяную крышку от какой-то банки, а потом, к немалому его изумлению, проглотила остатки.

– Умею поддержать разговор, – отметила она, кривовато улыбаясь.

Он кивнул, но ответить не смог. Он не представлял себе, о чем она говорит.

– И что это вообще такое? – спросила она не столько у него, сколько вообще, и уставилась на голые стены.

– Жизнь, наверное, – просипел он.

– Ага, ну, наверное, но точно-то ведь не знаешь, да? То есть я порой не понимаю, если ты понимаешь, о чем я.

Он не понимал, но решил, что должен понимать, и потому снова кивнул – медленно и значительно.

– Гавайи так далеко, а ведь туда можно добраться всего за пару часов.

– Я там не был.

– Я тоже.

– А как там?

– Ну, ты же понимаешь. Вот тут как? То есть мы-то тут, но к чему это все? А там наверняка так же. Только теплее. А может, и не так. Там ведь тоже бывают шторма, знаешь ли.

– Славно, наверное.

– Давай туда рванем.

– Нельзя.

– Почему?

– Тебе утром магазин открывать.

– А! – Она помолчала, чтобы сделать хороший глоток своего кулера и поразмыслить над его последним заявлением. Казалось, оно повисло в воздухе, приятно переплетаясь с музыкальными пассажами. – Ограничения.

– Не нужны.

Его голос звучал хрипло и забавно.

– К черту их. Я просто хочу приятно проводить время.

– Разумно.

– Может, вообще не вернусь на работу.

– Просто очаровательно.

– И, может, в этом-то и весь смысл. – Она провела пальцами по его щеке. – Выпьешь еще вина перед уходом?