Мизери - Стивен Кинг

Она поспешно пересадила его в кресло, потом покатила к окну,но он затряс головой.

— Это ненадолго, — сказал он, — но чрезвычайно важно.

— Это связано с книгой?

— Это и есть книга. Тихо. Не говорите со мной.

Даже не посмотрев в сторону машинки — он никогда не печатална машинке рабочие заметки, — Пол схватил шариковую ручку и принялся покрыватьлист бумаги каракулями, которые, кроме него, пожалуй, никто не смог быразобрать.

Они родственницы. Оба раза пчелы, укус подействовалодинаково, т. к. близкое родство. Мизери сирота. Что отсюда? Мол. Ивлин-Хайд еесестра! М. б., только по матери. Так, наверное, лучше. Кто первый поймет?Шинни? Нет. Шинни разиня. М-с Р. Едет к матери Шарл. И-Х. и

Идея, ошеломившая его, была настолько удачна — по крайнеймере с точки зрения сюжета, — что он вытаращился в потолок разинув рот.

— Пол? — нетерпеливо окликнула его Энни.

— Она знала, — прошептал Пол. — Ну конечно, знала. Покрайней мере сильно подозревала. Но… Он снова склонился над заметками.

Она — м-с Р. — сразу поняла, что м-с И.-Х. должна знать, чтоМ. сестра ее дочери. Волосок и т. п. Помнить: мать И.-Х. станет центр. персон.Надо выписать характер. М-с Р. нач. понимать, что м-с И.-Х. могла знать дажето, что Мизери похоронена живой! Блеск! Напр., старуха догадалась, что Мизери —плод ее давнего похождения и

Он отложил ручку, внимательно посмотрел на бумагу, сновавзял ручку и нацарапал еще несколько строк.

Три необх, пункта.

1. Реакция м-с И.-Х. на подозрения м-с Р.?

Ярость или дикий страх. Страх лучше, но Э. У. большепонравится ярость. Ладно, ярость.

2. Роль Йена.

3. Потеря памяти у Мизери?

Да, еще Мизери узнает, что ее мать жила с мыслью о том, чтоне одна, а две ее дочери похоронены заживо, и молчала?

Почему бы нет?

— Теперь, если хотите, можете опять уложить меня, — сказалПол. — Извините, если я орал как сумасшедший. Я был просто очень возбужден.

— Все в порядке. Пол. — В ее голосе еще звучал страх.

С того дня работа пошла без сучка без задоринки. Энни права:новый роман выходил значительно более мрачным, чем предыдущие книги о Мизери.Первая глава не была случайностью, она оказалась предвестницей дальнейшихужасов. Но зато сюжет получился более богатым, чем во всех книгах о Мизери, заисключением первой, и характеры персонажей стали более выпуклыми. Последние триромана были не более чем нагромождением придуманных приключений с небольшимипикантными вкраплениями, чтобы потрафить дамам. Эта же книга, как он начиналпонимать, представляла собой готический роман и, следовательно, держаласьбольше на развитии сюжета, чем на занимательности положений. Этот романпостоянно держал его в напряжении. Вопрос «Ты можешь?» стоял перед ним нетолько в начале повествования. Впервые за многие годы он вставал едва ли некаждый день… и Пол убеждался, что может.

А потом пошел дождь и все изменилось.

13

С восьмого по четырнадцатое апреля стояла прекрасная погода.Небо было безоблачным, ярко светило солнце, и температура иногда поднималась дошестидесяти пяти.[23] В поле за аккуратно выкрашенным сараем Энни появилиськоричневые пятна. Пол с головой уходил в работу и старался не думать о машине,которая уже давным-давно должна была быть обнаружена. Работа его не страдала,зато страдало расположение духа; он все сильнее ощущал, что находится вгерметичной камере и дышит сильно наэлектризованным воздухом. Каждый раз, когдамысль о «камаро» забредала к нему в голову, он тут же вызывал УмственнуюПолицию, которая заковывала нежелательную мысль в наручники и ножные кандалы иуводила. Однако быстро выяснилось, что эта тварь знала способ бежать из тюрьмыи время от времени возвращалась.

Однажды ему приснилось, что вернулся мистер Городская Шишка.Он вылез из своего ухоженного «шевроле», держа в одной руке обломок бампера«камаро», а в другой — рулевое колесо.

— Это все ваше? — спросил он Энни.

При пробуждении настроение у него было ниже среднего.

Зато Энни, напротив, никогда прежде не бывала в таком добромрасположении духа, как в эту солнечную неделю. Она убирала дом; готовила праздничныеобеды (правда, пища, приготовленная ею, неизменно отдавала чем-то казенным,словно многолетняя привычка к больничным кафетериям погубила все кулинарныеталанты, которые, возможно, когда-то у нее имелись); каждый день после обедаона сажала Пола в кресло, укутывала его большим синим пледом, надевала ему наголову охотничье кепи и вывозила на крыльцо.

В этих случаях он брал с собой Моэма, но читал мало —слишком огромным было впечатление от того, что он вновь находился под открытымнебом. По большей части он просто сидел, вдыхал сладкий прохладный воздух, такотличавшийся от спертого, пропитанного нездоровыми запахами воздуха спальни,прислушивался к звону капели и наблюдал, как медленно движутся по все ещезаснеженному полю тени облаков. Эти ощущения были, пожалуй, лучшими.

Энни часто напевала неплохо поставленным и все-таки каким-тонемузыкальным голосом. Она хихикала, как ребенок, над шутками из телевизионныхшоу, особенно когда шутки были слегка рискованными (у WKRP таких шутокбольшинство). Она неустанно вписывала в рукопись буквы «н», пока Пол трудилсянад девятой и десятой главами.

Утро пятнадцатого выдалось ветреным и пасмурным, и Эннипеременилась. Возможно, потому, подумал Пол, что барометр начал падать. Этообъяснение годилось не хуже любого другого.

Она явилась к нему с лекарством только в девять часов, и ктому времени он уже настолько нуждался в новриле, что начал подумывать о том,чтобы прибегнуть к неприкосновенному запасу. Завтрака не было. Одни капсулы.Когда она пришла, на ней все еще был розовый ночной халат. Дурные предчувствияусилились, когда он заметил на ее лице и руках красные пятна, похожие на рубцы.Халат Энни был забрызган какой-то едой, и она удосужилась надеть шлепанец лишьна одну ногу. Шух-шлеп — так звучали ее шаги. Шух-шлеп, шух-шлеп, шух-шлеп.Нечесаные локоны свисали вдоль щек. Глаза — тусклые.

— Вот.

Она швырнула ему капсулы. Ладони ее также были перемазаныкакой-то липкой гадостью.

Красная гадость, коричневая, липкая белая гадость. Полпредставления не имел, что это может быть. Капсулы стукнулись о его грудь искатились к бедру. Она повернулась к двери. Шух-шлеп, шух-шлеп, шух-шлеп.