Олимп - Дэн Симмонс

– Свойства людского рода". – Сетебос плюётся слизью, руки его делают пять шагов вперёд, и грозная тень, надвинувшись, падает на старика. – Я научил его силе. Ты дал ему боль.

– Когда это порождение тьмы, забывшись, принялось вести себя по-зверски, изрыгая лишь гнусную брань, я по заслугам заточил его в скалу, где моё подобие годами составляло ублюдку единственную компанию.

– Столетиями, лживый маг. Ты изгнал моё дитя на орбитальный метеорит, послав туда же одну из своих голограмм, чтобы кусать и мучить…

– Терзать? О нет. Но если тухлое земноводное не подчинялось приказам, я насылал на него корчи, заставлял все кости ныть, и мерзкий так ревел от боли, что пугал зверей, попрятавшихся в логовах на орбитальном острове. Так и поступлю снова, едва лишь отловлю проклятое отродье.

– Поздно, – фыркает существо и пристально смотрит на старца в синих одеждах всеми пирами немигающих глаз. Бесчисленные пальцы подёргиваются и колышутся в воздухе. – Ты сам сказал, что мой достойный сын, моя утеха, выпущен из темницы на волю. Не сомневайся, я об этом знал. И даже скоро навешу его. Вдвоём, а также заодно с тысячами маленьких калибано, которых ты был так любезен создать, когда ещё жил среди постлюдей и желал добра своему обречённому миру, мы дружной семьёй возьмёмся за жалкий зелёный шарик и превратим его в гораздо более приятное место.

– В болото, ты хотел сказать? – качает головой маг. – В гнилую топь, наполненную вонью, и гнусными тварями, и всякой нечистотой, и всякой заразой, что паром подымается с трясины глухих болот, и горечью падения Просперо.

– Да. – Огромный мозг начинает приплясывать на длинных руках словно под звуки неслышной собеседнику музыки или радостных криков.

– Тогда Просперо не должен пасть, – шепчет волшебник. – Никак не должен.

– Ты сдашься, маг. Что ты такое? Лишь намёк на тень пустого призрака ноосферы, воплощение бездушного, бесцентрового пульса никчемной информации, бессвязный лепет расы, давно уже обветшавшей и впавшей в слабоумие; кибернетически сшитый газ, выпущенный чьим-то задом на ветер. Падёшь, и не надейся. Да ещё потянешь за собой биологическую шлюху Ариэль.

Старец поднимает посох, желая ударить чудовище, но тут же опускает и опирается на него, точно вдруг лишился последних сил.

– Она по-прежнему добрая и верная служанка Земли. Ариэль никогда не покорится ни тебе, ни гадкому исчадью ада, ни синеглазой карге.

– Зато послужит нам своею смертью.

– Она и есть Земля, негодяй, – возмущённо выдыхает Просперо. – Моя любимая обрела полное сознание от ноосферы, которая тесно вплелась в биосферу планеты. Готов ли ты уничтожить целый мир, чтобы упиться гневом и тщеславием?

– О да.

Розоватый мозг бросается вперёд и, схватив мага пятью руками, подносит его к двум парам серых глазок.

– Отвечай, где Сикоракса?

– Гниёт.

– Цирцея мертва? Дочь и наложница Сетебоса не может погибнуть.

– Говорю же, она гниёт.

– Где? Как?

– Старость и злоба согнули её в дугу, а я превратил в рыбу, которая и сейчас ещё портится с головы.

Издав отвратительный хлюпающий звук, существо отрывает старику ноги и швыряет их в море. Потом отделяет руки, которые отправляет в глубокую пасть, разверзшуюся меж извилин и складок. А под конец разрывает магу живот и всасывает его кишки, словно длинную макаронину.

– Развлекаешься? – интересуется голова Просперо, но серые обрубки-пальцы разламывают её, как орех, и пихают в ротовое отверстие.

Серебристые щупальца на берегу начинают мерцать, параболические отростки вспыхивают, и старец будто ни в чём не бывало появляется чуть поодаль на пляже.

– Какой же ты зануда, Сетебос. Вечно голодный, вечно злой… Самому-то не наскучило?

– Я всё равно найду твоё истинное воплощение, Просперо. Можешь поверить. Хоть на Земле, хоть на орбите, хоть в морской пучине – отыщу ту органическую массу, что когда-то была тобой, медленно разжую и съем. Даже не сомневайся.

– Надоел, – отмахивается маг. Вид у него печальный и утомленный. – Какая бы судьба ни ожидала здесь, на Марсе, моих зеков или твоих божков из глины, что бы ни приключилось с любезными моему сердцу людьми в Илионе, я верю в нашу скорую встречу. На этот раз – на Земле. Война между нами затянулась настала пора положить ей конец, к лучшему или к худшему.

– Точно.

Выплюнув кровавые останки, многорукое существо разворачивается на ходячих ладонях, проворно бежит к морю и скрывается под водой, выплеснув напоследок алый фонтанчик из отверстия между верхними складками.

Просперо вздыхает, затем, подав знак войниксам, приближается к одному из маленьких зелёных человечков и обнимает его.

– Возлюбленные, как я хотел бы поговорить с вами, узнать, о чём вы думаете. Но стариковское сердце не выдержит, если сегодня умрёт ещё кто-нибудь из вашего рода. В лучшие времена я непременно вернусь, а пока, умоляю, corragio[20]! Мужайтесь, друзья! Corragio!

Войниксы выступают на первый план, отключают проектор и, как только маг растворяется в воздухе, принимаются бережно сворачивать серебряные щупальца. После чего погружают аппарат в паровую одноколку с красной обивкой и поднимаются по ступенькам в салон. Лесенка складывается в обратном порядке. Мотор громко кашляет.

Пыхтя и переваливаясь, плюясь песком, громоздкий экипаж описывает круг по берегу – зеки молча расступаются – и неуклюже вкатывается в Брано-Дыру, где в то же мгновение исчезает.

Проходит пара секунд. Разрыв пространственно-временного континуума съёживается, снова задёргивается межмировым покровом, переливающимся чистыми цветами одиннадцатимерной энергии, мерцает и пропадает из виду.

Какое-то время на берегу необычайно тихо. Лишь сонные волны с плеском накатывают на красный песок. Очнувшись от оцепенения, МЗЧ расходятся по фелюгам и баржам и вскоре поднимают паруса. Зекам предстоит вырубить из камня и воздвигнуть ещё множество голов.

Уже пришпорив коня и замахнувшись копьём Афины для гибельного удара, Пентесилея сообразила, что сделала две грубые ошибки, которые могут решить её судьбу.

Прежде всего – в это трудно поверить, но богиня не уточнила, какая из пяток мужеубийцы уязвима, а царица не догадалась поинтересоваться. Амазонке почему-то представлялось, что смертный Пелей вытащил сына-младенца из Небесного пламени за правую ногу. Однако Афина не уточняла: пятка, мол, и всё.

А ведь Пентесилее и без того было сложно придумать, как угодить герою в подобное место, пусть даже и зачарованным копьём богини. Ахиллеса нипочём не обратить в бегство, это яснее ясного. Но амазонка заранее велела боевым подругам как можно яростнее атаковать ахейцев за спиной героя. Настоящий военачальник поневоле обернётся посмотреть, кто из его людей убит, а кто ранен. Вот тут царица и нанесёт роковой удар. Правда, чтобы стратегия сработала, Пентесилее самой придётся держаться в тени, позволив сестрам по оружию вырваться вперёд. Ей, привыкшей повелевать и главенствовать, особенно в убийствах! И хотя амазонки знали: так нужно, иначе быстроногого не прикончить, царица покраснела до ушей, когда прочие всадницы налетели на мужчин, опередив её на целых несколько мгновений.