Зов серебра - Татьяна Корсакова

– Как зовут вашего деда? – Во взгляде Алены Петровны промелькнуло что-то такое… словно бы она услышала нечто очень важное. И в этот самый момент Роман подумал, что, возможно, у него появился шанс решить не только проблему клиента, но и свою собственную. Хотя бы попробовать ее решить.

– Его зовут Рудазов Александр Дмитриевич. Вообще-то он мне не…

Что-то он сказал не то, потому что старушка изменилась в лице, едва не выронила из рук свою чашку.

– Мне сразу показалось, – прошептала она, – как только я вас увидела, сразу вспомнила Санечку.

– Вы знали моего деда? – Возможно, он рано радуется. Дед – очень известная личность, а Алена Петровна – прогрессивная дама. Она могла его видеть по телевизору или в том же Интернете.

– Я знала вашего деда. – Старушка улыбалась. Улыбка ее была одновременно мечтательная и растерянная, так не улыбаются, вспоминая публичного персонажа. Так улыбаются, вспоминая близкого и любимого человека. – Очень хорошо знала! Как он? – Ее лицо вдруг напряглось, сделалось восковым. – С ним все хорошо?

– Спасибо, с дедом все в порядке. Он у меня крепкий мужик, до сих пор оперирует. Хотя, строго говоря, он мне не родной.

– Не родной… – Алена Петровна улыбнулась. – Вы знаете, Роман, с таким человеком, как ваш дед, это не имеет никакого значения. Мне он тоже не родной, но я до сих пор считаю его своим младшим братом.

– Я не понимаю…

Он и в самом деле не понимал. Все эти годы Роман искал свои корни, но никогда не задумывался о корнях деда. Дед просто был в его жизни, и все! Гранитная глыба, на которую всегда можно положиться, но которая не любит вспоминать прошлое. Ни свое, ни Романово. Особенно Романово! Дед обещал рассказать, но отчего-то все время откладывал свой рассказ. Наверное, это были тяжелые воспоминания. Наверное, в жизни Романа имелось что-то такое… нет, не постыдное, а травматичное. Дед говорил, что родители Романа были чудесными людьми, но при этом не называл их имен. Да что там имена! До недавнего времени Роман даже не знал, откуда он родом. Давали о себе знать последствия перенесенной черепно-мозговой травмы. Он многое забыл. Собственно, он забыл почти все, что случилось до встречи с дедом. И если собственное прошлое его мало волновало, то родители… родители – это ведь очень важно! И чем старше Роман становился, тем более усиливались его подозрения и опасения в том, что чудесные люди на самом-то деле могли оказаться садистами, которые избивали и калечили своего ребенка. Которые его почти убили… А дед просто боится рассказать такую правду. Зря боится, Роман давно уже не ребенок, его уже не напугать скелетами в семейном шкафу.

Искать свои корни он начал вполне осознанно. И так же осознанно не рассказал деду про свои изыскания. Несмотря на амнезию, кое-что Роман не так давно вспомнил. И это «кое-что», возможно, сейчас находилось в нескольких десятках метров от него. Он помнил часовую башню, помнил бронзового дракона, крадущегося к прекрасной даме, и рыцаря с занесенным мечом. Помнил веселый гул ветра в ушах и радостный смех за спиной. Сначала воспоминания прокрались в его сны и снами же притворялись, но каждый раз они становились все ярче, все детальнее. А когда ощущение дежавю сделалось нестерпимым, Роман приступил к поискам башни и нашел ее в Чернокаменске. По крайней мере, надеялся, что нашел именно ее. Осталось только подняться на смотровую площадку. Но это после разговора с Аленой Петровной.

– А я вот начинаю кое-что понимать. – Старушка выглядела одновременно и обрадованной, и расстроенной. – Я тогда обиделась просто до слез, я даже с Марком целый месяц не разговаривала, такая сильная это была обида. Я все надеялась, что Санечка приедет, все мне объяснит. Или хотя бы напишет письмо. А он все молчал. Столько лет молчал… А теперь приехал ты. – Она так легко и так по-родственному ласково сказала это «ты», что у Романа потеплело на душе.

– Что вы начинаете понимать, Алена Петровна? Расскажите мне, – попросил он. – Потому что лично я не понимаю ровным счетом ничего. Откуда вы знаете моего деда?

– Нас познакомил Стражевой Камень. – Старушка улыбнулась. – Мы все, и я, и Марк, и Санечка, были воспитанниками чернокаменского детдома. Дед тебе не рассказывал?

– Нет. – Роман мотнул головой. – До сегодняшнего дня я думал, что дед родился в Москве.

– Не в Москве, а в Ленинграде.

– А Чернокаменск?..

– А Чернокаменск стал приютом для детей врагов народа. – Алена Петровна невесело усмехнулась.

– Значит, вы все были очевидцами тех событий? Я читал про отравления, про убийства и преступления директрисы.

– Мы были не просто очевидцами, мы оказались в самой гуще тех страшных событий. Я до сих пор считаю огромной удачей, что нам довелось через все это пройти и остаться в живых.

– Расскажите, – попросил Роман. – Мне важно знать.

Он боялся, что она откажется, решит, что коль уж дед не посчитал нужным посвятить внука в тайны своего прошлого, то и ей не стоит. Но Алена Петровна не отказалась. Минуту она смотрела прямо перед собой, то ли собираясь с мыслями, то ли принимая решение, а потом начала свой рассказ.

Роман слушал и ловил себя на мысли, что не верит. Хочет поверить, но вот никак не получается. И представить деда маленьким мальчиком Санечкой тоже не получается. Между ним и прошлым непрошибаемой стеной становится настоящее.

– …А потом появилась она. – Алена Петровна распахнула настежь окно, из серебряного портсигара вытащила сигарету, закурила. – Врачи запретили мне курить, но я иногда нарушаю, – призналась она с виноватой улыбкой. – Она такая страшная, мой мальчик! Я до сих пор не могу вспоминать ее без содрогания!

– Кто – она? – спросил Роман. В районе солнечного сплетения снова засвербело – верный признак того, что он близок к чему-то очень важному.

– Албасты, – сказала Алена Петровна и достала из сейфа папку большого формата. – Проще показать, чем описать. – Она раскрыла папку, вытащила из нее пожелтевший от времени альбом, раскрыла на нужной странице, протянула Роману. – Это альбом для набросков Августа Берга. Да-да, того самого. У нас в запасниках есть и его рисунки, и его заметки. Совсем немного, но и это, я считаю, настоящее богатство.

А Роман ее уже не слышал, он смотрел на рисунок. Женщина, если это существо вообще можно назвать женщиной, всматривалась в него черными колодцами глаз, тянула к нему когтистые руки, улыбалась так, что стыла кровь в жилах. А ее косы… косы взвивались в воздух, сплетались в петли, извивались…

– Вот такой ее запомнил мастер Берг и такой ее запомнили мы. – Прямая спина Алены Петровны напряглась еще сильнее, унизанная перстнями рука с зажатой в ней сигаретой подрагивала. – Она приходила к нам каждую ночь, и каждую ночь мы ждали, что один из нас больше не проснется. Если бы не Галочка, так бы все и случилось. Тогда нам показалось, что Галочке удалось с ней как-то договориться. Хотя разве можно договориться с нежитью?..

– Вы видели эту… албасты своими собственными глазами? – Роман очень старался, чтобы в голосе его не слышалось недоверия. Наверное, не получилось, потому что Алена Петровна отвернулась от окна, посмотрела на него с легкой насмешкой: