Проклятие Кантакузенов - Владимир Александрович Андриенко

благородие. А она в науке тайной разумелась. И говорят, что и до сих пор можно встретить старуху в лесу.

— И вы в сие верите?

— В сие все верят в здешних местах. Я сам встречал её в лесу.

— Встречали? Давно?

— Дак год тому назад. Летом это было. Пошел я по грибы. Сам, знаете ли, люблю собирать, а старуха моя солит их. Знатные грибки. Не желаете ли попробовать под хлебное вино?

— Вы продолжайте, Тит Ипатыч.

— Дак вот. Я пошел по грибы и забрел в лес. И наткнулся на строение вроде амбара большого с окнами. Близко-то я подойти забоялся, но со стороны посмотрел. Людное место. Подле сего амбара люди были. И понял я, что есть сие «Ведьмина гать». Перекрестился я и ушел оттуда подальше. Но запутали пути дорожки ведьмы, и я снова вернулся к кабаку. А я, сударь, с малолетства в лесу. Все тропки там знаю.

— И вы заблудились в лесу?

— То ведьмы меня крутили, ваше благородие. И понял я, что пути мне уже нет. Испугался я и снова бросился прочь от места того. И снова туда вернулся.

— И что же?

— А появилась передо мной старуха, сгорбленная в лохмотьях с клюкой в руках. Поклонился я ей да про путь спросил. Она указала мне костылем тропку, я по ней пошел и из лесу вышел.

— Старуха вам ничего не сказала?

— Нет, барин. Но путь я нашел. И понимаю, что сие ведьмы просто отпустили меня. Али предупредить хотели. И я господина Карпова упредил. Но он слушать не стал.

— Стало быть, он, Карпов, угодил в «Ведьмину гать»?

— Должно быть так, барин. Только моей вины в том нет.

— Вы, должно быть, не поняли, откуда я прибыл. Я состою чиновником в юстиц-коллегии и ныне веду следствие по указанию императрицы!

— Как не понял, ваше благородие? Отлично понял. И я со всем уважением. Но что я сделать могу? Не в моей власти сие.

— Но вы управляющий имения?

— Волею моего господина князя Константина, — ответил тот.

— А сии леса есть часть имения князя Кантемира?

— Так точно, ваше благородие.

— Стало быть, «Ведьмина гать» находится во владениях вашего барина князя Константина? А поскольку вы управляющий в имении, то и отвечать за все вам.

— И за нечистую силу?

— А вот мы и разберемся с нечистой силой.

— Также говорил и господин Карпов. А ныне и нет его. А я упреждал. Говорил ему, что не следует узнавать про то, что есть тайна великая. Он и слушать не стал. Все выспрашивал и выспрашивал.

— И я стану выспрашивать, Тит Ипатыч. Служба такая.

— Оно вам виднее, ваше благородие. Токмо я вас предупредил. С капищем Чернобога шутки плохи, там испокон веку странности разные происходили. Но вы люди образованные и сами по себе. А я старик и чего меня слушать?

Ипатыч махнул рукой…

***

4

Москва. Канцелярия юстиц-коллегии.

Зотов и Дурново.

Иван Александрович Зотов, статский советник, начальник канцелярии прибыл на службу рано утром. Слишком напугал его ночной голос. Не то чтобы он верил в нечистую силу, но предупреждению внял. Мало ли что про его дела проведали и какую пакость ему сотворить могут.

Зотову помогли выбраться из экипажа.

— Где Порфирий Дурново? — спросил он пристава.

— Они уже на месте, ваше высокоблагородие.

— Пусть пошлют за ним!

— Нынче? — спросил пристав.

— Немедленно! Я жду его у себя!

Господин Дурново не заставил себя ждать.

— Здравствуй, Порфирий Кузьмич.

— Здравствуй, сударь Иван Александрович. С чего в такую рань? Спал бы еще.

— Не до сна мне, Порфирий.

— А что так?

— Беда стряслась, Порфирий!

— Что такое, Иван Александрович?

Зотов пригласил Дурново сесть. И стали они говорить.

— Надобно мне одно дело тайное свершить.

— Тайное?

— Никто про сие знать не должен! Понимаешь про что я, Порфирий Кузьмич?

— Как не понять. И кого надобно отправить к ангелам?

— Графа Дугласа, бывшего губернатора Эстляндии. И сделать сие надобно тайно. Дабы на разбойничков подумали.

— Эка куда завернуло! — вскричал Дурново. — Это ты, батюшка, загнул.

— Не пойму тебя, Порфирий.

— А чего понимать, Иван Александрович. Ты что задумал? Губернаторы они тебе не мелкие сошки, дабы вот так просто от них избавляться.

— Ты, господин коллежский регистратор42, позабыл с кем говоришь? — голос начальника стал строгим.

— А ты никак про чины вспомнил, господин чиновник шестого класса? Но ты на мой 14-й класс не смотри! Я ведь побольше тебя буду!

Зотов опешил. Такой отповеди от своего письмоводителя он никак не ожидал.

— Что с тобой, сударь мой?

— Ты крепко помни, что я не тебе служу, но особам что выше тебя, — Дурново указал пальцем на потолок. — Я здесь по приказу самого генерала Ушакова! Шевельну пальцем — и не станет тебя!

Зотов много раз слыхал, что не столь прост человек сей — письмоводитель канцелярии. Да не думал много про сие. Слишком услужлив и подобострастен был Дурново.

Немного помолчали. Затем заговорил Порфирий Кузьмич.

— Ты не серчай на меня, Иван Александрович. Я зла тебе не хочу. Мы ведь друг другу много пользы принесли и еще принести можем.

— Оно так, Порфирий. Но ты сам мне грозить стал.

— Прости если, что поперек сказал, сударь. Дак и ты не грози мне более. Сам ведаешь я не дитя малое.

— Тогда послушай меня, Порфирий. Надобно сделать сие дело.

— Только скажи, зачем тебе это надобно?

— Выхода нет, Порфирий Кузьмич. Али тот Дуглас так дорог тебе?

— Нет. Дурной человечишко. Такого не жаль. Но чин его больно высок.

Зотов все рассказал Дурново без утайки.

Тот, выслушав, сказал:

— И ты дом свой осмотрел поле того?

— Слуги всё перевернули! Всё! Все шкафы да клети!

— И что? — спросил Дурново.

— Ничего! В доме никого постороннего не было.

— А не могло тебе это показаться, Иван Александрович?

— Да я в своем уме, Порфирий Кузьмич. И не спал я еще. Ничего не пил крепкого. Токмо квас.

— Квас?

— Малиновый. Мои девки мастерицы квас ставить, Порфирий Кузьмич.

— И всё началось с того, как ты квасу выпил?

— Да. Но квас не водка, Порфирий Кузьмич. Да и до водки крепкий я. Меня со штофа не разморит. Голос тот был. И я его слышал.

— А ежели тебе в квас подмешали чего? Про сие думал, Иван Александрович?

— Мне? В квас? Но кто?

— А сие вопрос.

— Того быть не может, Порфирий Кузьмич. У меня все холопы верные. Да и зла на меня им держать не за что. Наказываю я их редко и за дело. А кормлю хорошо.

— А ты спроси, кто