Деление на Ноль - Денис Алексеевич Ватутин

– Спасибо, тетя Беатрис, ты всегда умеешь поддержать в трудный момент… Прием…

– Да не вопрос, племянничек! Помни, что я тебе обещала, если ты постараешься! Конец связи… – И я отключил тумблер питания.

Вторым номером оказался Ганс, который сказал, что, возможно, они с Хуаресом уже сегодня к вечеру будут иметь некую важную информацию. Я горячо поблагодарил «подозреваемого» Ганса и пообещал связаться. Классная все же штука – радиосвязь! И еще очень здорово быть начальником! Сидишь себе с похмелья, пивко потягиваешь (Хиус – пивка-то мне сейчас уже нельзя), короче, ничего не делаешь – а работа идет сама собой! Вот это мечта!.. Надо сделать себе такую штуку интересную: офис на колесах! А что – современно!

Настроение стало повышаться – еще бы! Работа закипает – не прошло и суток, а у «Группы народного гнева» уже есть какая-то информация про Зеро!

Я решил не возвращаться в офис. Вместо этого мне подумалось сгонять к давешней прорицательнице Ленорман. Хотелось бы подать весточку Юну.

Ему следует знать о появлении Лив (если, конечно, он сам не в курсе), о Себастиане и о моей новой станции.

Естественно, как и в случае с «волшебной бумажкой», я, как всякий нормальный человек, решил использовать «Октопус» в личных целях. Во-первых, у меня в машине стоят хорошие колонки «колокольчики», так как я люблю музыку, а во-вторых, у «Октопуса» обойденный усилитель и стабилизатор сигнала, как я упоминал уже – четырехкомпонентный. И я, можно сказать, «трепетными перстами» вынул из бардачка «Капли Фэридуна» – продолговатые темно-зеленые пирамидки, которые умели хранить в себе музыку, кусочки фильмов и прочую информацию гораздо больше, чем любая «подпись Фауда» или Анехиты. Они гораздо компактнее граммофонных пластинок, да и помещается на них много. Только на моих «кристаллах Парвиза» такое не заведешь. Ну, если совсем на свежих. Много энергии жрут. «Октопус» же другое дело: он еще и подзаряжается сам, хоть я питание на него и вешаю с генератора машины на всякий случай. Двенадцать вольт его не сожгут.

В общем, далеко не все владеют таким, но я, как специалист… короче – есть возможности. А в моей новой станции, как раз на панели есть четырехгранное отверстие именно под эти «капли». Да – радио я люблю, но подборка любимых композиций это гораздо интереснее! Слушай что хочешь и в каком порядке заблагорассудится!

Я взял «каплю» с наклеенной на дно бумажкой, где было написано чернилами: «сборник «Осень». И плавно вставил его в разъем. Потом, притормозив у обочины, я опять зажмурился, и увидел метку «капли» с названиями песен. Запустил песни с начала и поехал.

В кабине зазвучала моя любимая композиция Пинка Вествуда «Ты один на дороге туда».

Серый «паккард» седан я заметил, повернув с Девятой на Шестую, проезжая мимо отеля «Ироп» под мостами. Пришлось проверить, свернув не к Ленорман, а направо – на мост Согласия, чтоб там развернуться по «бабочке».

Седан продолжал ехать за мной, да и затылок немного покалывало… Ангр ему в печень! Ну это-то уже кто? Оливия, что ли, соскучилась?

Я вывернул обратно на мост, бросая короткие взгляды в зеркало заднего обзора, но продолжал слушать свой сборник, где уже пела Бэтти Смит свою бодренькую песню Do Your Duty[11].

И как только я выехал на мост Согласия, мой уникальный агрегат дал сбой. Динамики захрипели, и я уж подумал поехать к Лесли и предъявить ему претензию, когда сквозь хрип услышал до боли знакомый голос…

– Здравствуй, Заг, – прохрипел сквозь помехи узнаваемый голос Зеро, – я рад, что ты жив и здоров! Ты отлично справился с первой частью моего плана! Но я тебя потому и выбрал, что ты должен был поступить именно так! Горжусь тобой!

Я, стиснув челюсти, молчал, вцепившись в баранку; на висках выступил пот.

– Просто я хотел предупредить тебя, Заг, – в шорохе помех продолжал Зеро, – ты должен понять, что все твои действия предопределены. И не только мной, конечно же нет – я же не твой Бог! Ты и сам ставишь ту «колею», которая не даст тебе достичь своих планов…

Снова шипение и помехи, и снова я, стиснув зубы, слежу за дорогой, а по спине гуляют миллионы мурашек – и уже совсем не от похмелья…

– Я напомню тебе… – прошелестел голос из моих качественных и дорогих колонок, – я не хочу тебя обидеть, Заг, но между нами, работающими в одной организации людьми тайн быть не должно: мы все честны друг с другом…

Я крутанул руль на поворот к бульвару Валенштайн.

– Так вот: отдайся течению волн жизни… – этот голос завораживал, он был приятен и интересен, но в голове пульсировала тревога, – живи, как ты живешь… С тебя никто не требует другого… Разве это плохо?

Я молчал, твердо решив не отвечать, – хотя, скорее всего, он захватил и управление микрофоном трубки.

– Признайся себе сам, Загрей, – продолжал гипнотический голос в приемнике, почему-то я не хотел выключать звук, – у тебя ничего не получится, Моррисон: ты всегда был середнячком, ты слишком любишь удовольствия, чтобы работать в полную силу. Ты принял трусливую политику гражданского примирения, чтобы остаться жалким артефактором, оправдать свою лень, нежелание развиваться, как сиблинг. У тебя характер ничтожества! И ты им стал, Моррисон, признайся в этом! Но разве это неправильно? Разве это не индивидуальные черты характера, к которым все так стремятся?! Это не стыд и не позор – это то, что делает личность сильной: умение признаться себе в реальном положении вещей… Только тогда человек становится личностью… запомни это…

В голове гудело, но было это комфортно. Грудная клетка тоже вибрировала успокаивающими волнами…

Как же приятно и по-дружески звучал этот голос – даже описать сложно. Эти проникающие в душу слова… этот мягкий тон… словно я говорил сам с собой… Да и разве не прав он? Этот умный и сильный человек с тонкими красивыми усиками?

– Расскажите мне о моих дальнейших должностных инструкциях, мистер Ноль, – выдавил я ровным голосом.

– Хорошо, что ты очистился от лишнего, Заг! – прорвалось сквозь шорох. – Скоро мы увидимся с тобой… обещаю…

– Слушаюсь, босс! – ответил я.

Наконец я вывернул руль на бульвар, и сигнал прервался…

И наваждение в голове исчезло…

И серый седан пропал…

И слушать музыку расхотелось…

Салон Ленорман оказался закрыт.

И я не решился рыскать вокруг – отправлю Юну телеграмму на один из шифрованных адресов.

Я сел обратно в машину и некоторое время пытался прийти в себя после внезапного сеанса: голова гудела, затылок просто морозило, в глазах – темно. Пришлось проглотить еще две таблетки. Наконец я почувствовал твердую уверенность, что смогу управлять машиной.

Доехав до ближайшего телефона-автомата, затормозил.

Я зашел в кабину, но звонить никому не стал. Я просто постоял с трубкой в руке, глубоко