Спиноза - Александр Федоров

Он сблизился с друзьями Спинозы еще в Амстердаме и так сильно заинтересовался его учением, что ему разрешили снять для себя копию с рукописей Спинозы, доступных только посвященным. Однако Чирнгаузен не мог перейти за пределы кругозора, очерченного Декартом, хотя и не мог не соглашаться с некоторыми важными выводами его учения, сделанными Спинозой.

Между бароном и философом возникла переписка. Спиноза в своих письмах не скупился на поучения. Чирнгаузен попытался согласовать в своей книге учения Декарта и Спинозы, вышедшей спустя десятилетие после смерти последнего.

Сам Чирнгаузен всегда питал глубочайшее уважение к Спинозе и пользовался его доверием и симпатией. Когда барон отправился путешествовать, Спиноза снабдил его рекомендательными письмами к Ольденбургу в Лондон и к Гюйгенсу в Париж, благодаря которым оба с полной готовностью оказали молодому человеку помощь и содействие.

При отъезде Чирнгаузена из Лондона в Париж Ольденбург, в свою очередь, дал ему рекомендательное письмо к Лейбницу, жившему там с 1672 года.

2

Новые знакомые скоро подружились, чему немало способствовала их обоюдная симпатия к Спинозе. Лейбниц не только высоко ценил книгу Спинозы о Декарте, но и читал «Богословско-политический трактат» сразу после его выхода, а узнав имя автора, пожелал вступить с ним в переписку.

Лейбниц обратился к Спинозе с некоторыми вопросами, касающимися оптики, и получил вежливый и обстоятельный ответ.

Но когда в следующем письме Лейбниц завел речь о вызвавшем столько толков «Богословско-политическом трактате», ответа не последовало: вероятно, Спиноза не захотел признавать перед малознакомым корреспондентом авторство этого изданного анонимно произведения.

Вопросы, поставленные в трактате Спинозы, неоднократно обсуждались в беседах Лейбница с Чирнгаузеном и Гюйгенсом, лично знавшими одинокого мыслителя. Это усиливало заочную симпатию к нему со стороны будущего знаменитого философа и вызывало желание познакомиться с гаагским отшельником.

Чирнгаузен усердно способствовал этому через своих амстердамских друзей.

3

В ноябре 1675 года Спинозе сообщили из Амстердама, что минувшим летом Чирнгаузен близко познакомился в Париже с Лейбницем и нашел в нем не только симпатичного, но и многосторонне образованного человека, вполне свободного от обычных богословских предрассудков и именно поэтому жаждущего поближе ознакомиться с философией Спинозы.

К этому сообщению присоединялась просьба — разрешить любознательному и хорошо подготовленному молодому ученому ознакомиться с рукописями, которые читал лишь тесный дружеский круг Спинозы.

Чирнгаузен до сих пор не указывал Лейбницу этого способа ознакомиться с интересующим его учением и будет молчать о нем и впредь, если учитель не найдет возможным удовлетворить просьбу Лейбница, хотя сам он, Чирнгаузен, зная благородство и великодушие своего учителя, не сомневается в его согласии.

Следующей же почтой Спиноза отвечал на это письмо:

«Лейбница, о котором вы пишете, я, как мне кажется, знаю по его письмам, но почему он, прежде занимавший место советника во Франкфурте, переселился во Францию, этого я не знаю. Насколько можно было судить по его письмам, он показался мне человеком свободного ума и весьма разносторонних знаний. Но разрешить ему доступ к моим неизданным сочинениям я считаю пока преждевременным. Сначала я желал бы узнать, что он делает во Франции, и услыхать мнение о нем Чирнгаузена, после того как наш друг при более частых свиданиях с ним ближе изучит его характер».

Лейбниц еще около года провел в Париже, занимаясь различными исследованиями в области физики и математики, а затем отправился в Лондон, где провел всего лишь месяц. Оттуда он отправился на два месяца в Голландию.

Прибыв в Голландию, он поспешил сблизиться с друзьями Спинозы, которым порекомендовали его Чирнгаузен и Ольденбург. Вероятно, они надеялись, что таким путем Лейбницу будет проще познакомиться с недоверчивым и недоступным Спинозой.

В Амстердаме, чтобы помочь Лейбницу ориентироваться в учении Спинозы, ему дали прочитать некоторые письма Спинозы к Ольденбургу. После смерти Лейбница они были найдены в его бумагах, собственноручно переписанные и с разными заметками на полях.

Затем его ознакомили с кратким изложением «Этики», так как Спиноза, очевидно, продолжал еще упорствовать в своем недоверии; этот конспект также был найден в бумагах, оставшихся после Лейбница, с заметками, сделанными его рукой.

Пока Лейбниц знакомился таким образом с философией Спинозы, амстердамские друзья гаагского философа прилагали все старания, чтобы рассеять его предубеждение против ученого гостя, назначенного теперь библиотекарем и советником герцога Ганноверского. Им удалось, наконец, убедить Спинозу согласиться на личное свидание, и в середине ноября 1676 года Лейбниц приехал в Гаагу.

Здесь состоялась наконец так долго подготавливаемая встреча.

4

На улицах и площадях утонувшего в садах города ветер играл поблекшими листьями. В тихом мезонине одного их бюргерских домов на улице Павильонсграхте двое мужчин углубились в серьезную беседу.

Их окружала убогая, бедная обстановка.

Лейбниц был одет в модный дорожный костюм: как отмечал его друг Гюйгенс, он чрезвычайно любил «блистать». Изнуренное болезнью тело Спинозы было прикрыто простым бедным платьем. Над ним уже нависла тень смерти — ему оставалось жить на земле всего четыре коротких месяца. Но, как бы не придавая значения состоянию бренного тела, ясные и кроткие глаза Спинозы из-под густых бровей смотрели на гостя весело и дружелюбно.

Гостю всего тридцать лет — столько же, сколько было Спинозе, когда первая изданная им книга принесла ему известность. Лейбниц -мужчина в полном расцвете сил и мужественной красоты, хотя и с редеющими уже волосами. Его не обошел стороной успех: он уже успел приобрести дружбу Ньютона и Бойля; недавно Королевское общество в Лондоне чествовало его как усовершенствователя счетной машины Паскаля, а французская академия — как создателя дифференциального исчисления. Он был принят при дворе Людовика XIV, глубоко изучил общественную и политическую жизнь разных народов; в голове его роится множество проектов и планов политического, литературного, научного характера... Но в настоящую минуту этот изящный придворный, светский человек и мыслитель является только мыслителем; у него сейчас одна надежда, которая светится в его глазах, одна забота — показать старшему товарищу вескость и убедительность своих доводов.

Взволнованный, бледный, он хватает перо и чернильницу, присаживается к письменному столу Спинозы — тому самому столу, за которым писалась «Этика», — быстро набрасывает на бумаге ряд доказательств, из которых он выводит бытие высшего и совершенного существа, и подносит исписанный листок к самым глазам своим, проницательным, но близоруким, чтобы с торжествующим видом прочесть написанное больному мудрецу, который стоит с ним рядом и ласково смотрит на гостя.