Секреты, скрытые в шрамах - Эстрелла Роуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ух ты, круто получается! — восклицает Эдвард. — Не знал, что ты можешь так здорово писать песни.
— Я и до этого что-то там писал, — скромно улыбается Терренс. — Но два упрямых балбеса по имени Питер Роуз и Даниэль Перкинс, сами того, не зная, позволили мне раскрыть в себе еще один талант.
— Да уж, их конфликт дал тебе хороший пинок под зад, и ты решил заранее обеспечить себя материалом, с которым мог бы работать, если бы тебе предложили подписать контракт со студией.
— Это так. Но вообще, мне просто понравилось писать песни. А в последнее время у меня появилось очень вдохновения, и я буквально не могу остановиться.
— Мне нравится, у тебя здорово получается, приятель, — со скромной улыбкой кивает Эдвард, положив тетрадь на столик, взяв один из листков и прочитав его содержимое. — Во всем этом есть душа…
— Рад, что ты оценил, — слегка улыбается Терренс, положив что-то во внутренний карман курки.
— Ну что ж… — Эдвард кладет листок на стол и расставляет руки в бока. — Как бы сильно мне ни хотелось поржать над тобой, я должен признать, что ты реально мультиталантливый. И в кино играешь, и поешь, и на гитаре играешь, теперь еще и песни пишешь. Ты просто зверь, мужик!
— Как говорится, талантливые люди талантливы во всем, — с гордо поднятой головой говорит Терренс. — И поверь, я умею еще очень многое, о чем ты еще не знаешь.
— После таких потрясающих строчек у любого отпадут сомнения в твоей уникальности. Конечно, тебе и раньше неплохо удавалось писать песни, но сейчас в этих строчках есть что-то особенное.
— Разве у кого-то могут быть сомнения? — удивляется Терренс, оперевшись руками о диван.
— Буду честен, у меня никогда их не было. — Эдвард берет другой листок и видит на нем слова, которые больше выражают печаль, чем радость. — О, а это немного грустные слова… Совсем не похоже на те более позитивные песни, что здесь есть…
Терренс слегка хмурится и подходит к Эдварду, чтобы посмотреть на те самые грустные строчки в листе, о которых говорит его брат.
— Да, они и правда грустные, — задумчиво отвечает Терренс. — Настроение когда-то было совсем паршивое. Вот у меня и получилось что-то подобное. Грустное… Депрессивное…
— Недавно было? — интересуется Эдвард.
— Да. Вся эта ситуация с группой заставила меня впасть в уныние… Впрочем, это как раз пробудило во мне желание писать все больше и больше. Не знаю, станет ли это когда-нибудь доступно для публики, но надеюсь, что хотя бы некоторые из этих песен будут записаны и выпущены.
— Мне кажется, песня с подобными словами могла бы стать настоящим хитом, — уверенно предполагает Эдвард, еще раз перечитывая слова на листке в его руках. — Стать для кого-то спасением…
— Нет, именно эту песню мне бы не хотелось выпускать. Если я и записал бы ее, то только для родных и близких.
— То есть, эти слова как бы личные для тебя?
— Я бы сказал, что да. Не хотел бы, чтобы такие личные вещи стали известны всему миру.
— Понимаю…
Терренс кивает, на пару секунд призадумывается и присаживается на диван.
— Знаешь, брат, недавно у меня появилась идея написать такую песню, которая была бы для меня очень значимой… Необязательно, чтобы она была грустной… Я хочу написать такую песню, которую мог бы исполнять только в присутствии самых близких мне людей. Записать в студии, но не выпускать, а пригласить кого-нибудь и послушать ее вместе.
— Не поверишь, но я недавно тоже думал написать какую-то личную для меня песню, — скромно усмехается Эдвард.
— Тоже? — удивляется Терренс.
— Да. — Эдвард кладет листок со словами песни на столик и садится на диван рядом с задумчивым Терренсом. — Мне хочется написать песню, которая рассказывала о том, как я боролся за то, что хотел получить, как чего-то очень хотел и как стремился к своим целям.
— Ну и написал бы что-нибудь. Если скажешь, что у тебя нет вдохновения, то я ни за что не поверю, ибо ты всегда был генератором идей, который работал безотказно.
— Нет, дело не в этом, — скромно хихикает Эдвард. — Просто на написание подобной песни мне нужно настроиться гораздо лучше. Ведь, чтобы написать ее, мне придется вспомнить все, что я пережил. А есть моменты, которые я вообще не хочу вспомнить.
— Ох, вот и у меня та же самая проблема… Вроде хочу что-то написать, но так не хочется вновь проживать многое из того, что было моим ночным кошмаром.
— Может, однажды я и решусь на такое… — Эдвард на пару секунд задумывается и с грустью во взгляде вздыхает. — Правда, в последнее время мне практически не удается придумать какие-то хорошие слова. На днях я пытался что-то написать, но у меня был полный ступор.
— А вот у меня все наоборот… — скромно хихикает Терренс. — Раньше я писал песни только потому, что было надо. И не всегда получалось хорошо. Но сейчас у меня появилось столько идей, что голова просто разрывается.
— Да, братец, походу, мы с тобой поменялись местами, — шутливо отвечает Эдвард. — Я растерял все свои умения, а ты приобрел их и начал писать реальные шедевры.
— Это точно. Ты стремительно покатился назад, а я вскарабкиваюсь все выше и выше. — Терренс тихо усмехается. — Сдаешь позиции, братик, сильно сдаешь.
— Даже у самых лучших иногда бывают черные дни. Плохие стихи, скучные мелодии… Это нормально. Я не особо переживаю. Не получится сейчас, так потом выйдет что-то изумительное.
— Абсолютно согласен… — Терренс с грустью во взгляде вздыхает и запускает руку в свои волосы. — Хотя не сказать, что у меня все хорошо…
— Понимаю… — Эдвард откидывается на спинку дивана. — Я же знаю, как ты уже начал мечтать о том, как ваша группа станет известной, вы будете записывать альбомы, путешествовать по миру с концертами и радовать своих поклонников.
— Об этом я и говорю. Почему-то именно с музыкальной карьерой у меня ничего не получается. В первый раз мне предложили какой-то