Проживи мою жизнь - Терри Блик

Надела тёмные очки. Постояла, продышалась, задумалась. Дошла до стоянки, придирчиво оглядела автомобиль, не решаясь садиться за руль, пока дрожат руки. Несколько раз обошла вокруг машины, дожидаясь, когда студёные мысли широким веером плеснут на раскалённое душевное пекло. «Ягуар» фыркнул, гладким чёрным зверем прыгнул через стоянку, влился в поток, довольный своей мощью и грозностью.

Щёлкали минуты, отскакивая от циферблата, а Майя всё бесцельно кружила по городу, укоряя себя за то, что не зацепилась за фразу о том, что Марта кого-то искала. В следующий раз нужно будет спросить.

* * *

Ближе к девяти вечера позвонил Шамблен и деловым тоном осведомился, не нужно ли высылать «скорую помощь», пожарных или полицию. Майя прищурилась на приборную доску, отмечая, что неплохо бы заехать заправиться, и мягко ответила:

– Всё в порядке, Анри. У меня были переговоры, а потом я проверяла кое-какие идеи.

Прежде чем звонить, заместитель долго изучал на экране замысловатые кренделя маршрута Верлен. Очевидная бессмысленность кругов и поворотов покусывала его тревогой и любопытством. Поэтому Шамблен, услышав неизменно спокойный и сдержанный голос начальницы, позволил себе нотку ехидства:

– Прогуливаешь работу, так и скажи. А то несправедливо получается: все могут ездить во время рабочего дня по делам, а ты вечно, как прикованная, света белого не видишь.

Однако Майя игру не приняла, может, отчасти и от того, что зам был прав: сегодня она очень мало работала на благо банка. Да и в расследовании тоже не слишком продвинулась. С раздражением подумала: «Зато в задании „познай самоё себя“ я, кажется, преуспела так, что хоть топись». Буркнула в трубку:

– У тебя есть что нового? Как твои подопечные, нарыл что-нибудь?

Шамблен понял, что пикироваться директор не в настроении, и отступил:

– Всё тихо. Пока копаем.

Майя, не спеша прощаться, послушала тишину в трубке: «Если бы я могла поговорить с тобой, Анри… ты знал, Анри, что со мной… Но лучше тебе не знать, что со мной происходит». Поинтересовалась:

– Август появлялся?

Зам рассеянно ответил:

– Представь себе. Был чисто выбрит, трезв, благоухал, язвил, уделал половину своей группы в пух и прах, уволил одного парня и изволил отчалить домой вот только час назад.

У Майи подпрыгнуло сердце:

– Кого уволил?

Шамблен, всё ещё размышляя над странным маршрутом Майи, почесал за ухом, выводя на монитор маршрут Орловой, и нахмурился при виде точки совпадения:

– Не беспокойся. Твоих людей не тронул, только эксперта одного.

Директор службы безопасности, расслышав язвительность в голосе заместителя, сухо заметила:

– Копай, Анри, ищите на фигурантов всю информацию. Враг должен быть под наблюдением круглосуточно, и пусть думает, что он надёжно защищён.

Шамблен скрипнул зубами:

– Ты уверена, что кто-то из школы замешан?

Майя пожала плечом, зарулила на подземную домашнюю стоянку, не желая говорить о своих крепнущих подозрениях:

– Анри, если они чисты, то мы просто уничтожим материалы, будто ничего и не было.

Шамблен едва слышно вздохнул:

– Ну хорошо. Спокойной ночи. Завтра увидимся.

– До завтра.

Майя заглушила мотор.

Господи, мне кажется, я где-то непоправимо ошиблась. Mais que est-ce que s’passe? Je ne comprends pas du tout…[21] Я точно сделала что-то не так. Иначе почему мне кажется, что я – тысячелетний ледник, в который воткнули электроды гигаваттной мощности, и всё трещит, отваливаются громадные куски, и катастрофа неминуема?

Я стала неправильно дышать, когда она рядом – будто из пустыни стремительно попадаешь на берег океана, и вдыхать трудно, но вкусно, и будто захлёбываешься, а когда она уходит – всё равно что оказаться без кислородного баллона на вершине Эвереста. Сухо, звонко, и беспощадное острие этого сухого лезвия, как шалящего великана, вспарывает лёгкие, чтобы добраться до внутренностей и посмотреть, что будет, если раскрыть рёбра и выпустить наружу бешено стучащий комок…

Мне страшно, и мне впервые кажется, что я сама себя не понимаю. А то, что понимаю, ужасает ещё больше…

Майя катастрофически опаздывала и отчаянно трусила. Наверное, от этого парализующего страха выйти под свет ярких ламп с новым знанием о себе вечер пятницы превратился в бессмысленно долгий: обычные срочные отчёты, детализация счетов, препирательства с Метляковой по факту очередной закупки, обсуждение с Костяковым стратегии развёртывания дополнительной страховочной сети, спор с Кислым по поводу включения в оценку рисков новых параметров – и вот уже часы нахально подмигивают: уже половина девятого, а ты ещё даже не за рулём.

Зажав в подрагивающий кулак остатки решимости, замешанной на обещании (не сможешь, не обещай, обещала – выполняй!), Верлен осторожно погасила свет в кабинете и нырнула в глубину вечера, сигналящего огоньками тормозных фар, наблюдающего злыми зрачками сигарет, раздувающего внезапным ветром тлеющий закатный край в накрученном на веретено Петропавловского шпиля клубке ватных облаков.

Домчала до дома, взлетела наверх, как вспугнутая ласточка. Сбросила туфли, на ходу расстёгивая пуговицы рубашки, подпрыгивая на одной ноге, сбрасывая брюки и бельё, рванула под душ, замерла под горячей водой. Вдруг отчего-то захотелось вернуться в детство: как-то раз Марта, как чёртик из табакерки, перепрыгнула кованую невысокую оградку сада, приземлилась на обе ноги, сделала кувырок, села рядом и хлопнула маленькой ручонкой по коленке: «А давай сбежим! В дремучий лес!». Сейчас хотелось сбежать просто нестерпимо, струйкой дыма просочиться в замочное горлышко, укутаться в тишину, как в плащ, свернуться мохнатой тенью на берегу, на нагретом за день песке, где взгляды почти случайны, где неслышно дышит жасмин, где одуряюще пахнут вишнёвые кроны и оплывают свечи каштанов… И совсем не страшно ступать на жар, текущий из камней…

Майя выключила воду, встала на пол, уложенный разноцветной плиткой из округлых речных голышей, уставилась на себя в огромное зеркало, рассматривая капли воды, сбегающие по чистой смуглой коже с блестящих кудрей по ключицам, высокой, упругой небольшой груди, плоскому животу и длинным бёдрам. Смутилась, спряталась в толстое белое полотенце.

Немного косметики, капля духов, непростой выбор перед дверьми гардеробной. Взлохматив влажные волосы, подколола вверх, подчеркнув гордую посадку головы на высокой шее. Остановилась на белоснежной, фактурного итальянского батиста с хлопковым шитьём рубашке и атласных фрачных брюках. Крутанулась, оглядывая со всех сторон: широкий пояс плотно обнимал узкую талию, ткань свободной волной спадала к классическим лаковым штиблетам на низком скошенном каблучке. Побросала в белую узкую сумочку телефон, ключи, права, глубоко вдохнула, задержала дыхание, расправила плечи и стремительно вышла в густеющую темноту.