Книга домыслов - Эрика Свайлер

– Так не пойдет, – сказала Алиса.

– Ты же видела, в каком состоянии дом, а у меня вообще ничего нет за душой.

С каждой произнесенной мною фразой она от меня отдалялась.

– Ты прекрасно знаешь, что можешь отсюда уехать, – заметила Алиса. – Найди работу в другом штате. В колледжах есть отделы редких книг. В федеральном округе Колумбия архивы и музеи на каждом шагу. Я тебе помогу.

Ее голос под конец смягчился.

– Я уже искал. В Саванне есть должность хранителя архива. Интересная работа в специализированной библиотеке с собственным музеем и прочными связями с Историческим обществом. У них там есть дневник путешествия на каноэ вдоль побережья, которое совершалось в 1654 году. Рукопись почти не пострадала. Саванна далеко, но…

– В Джорджии, – сказала Алиса, сумев вложить в два слова все мили, которые будут нас разделять.

Я не мог просить ее поехать со мной, хотя в своих фантазиях представлял Алису свернувшейся на скомканных простынях и читающей книгу в нашей новой квартире. Я представлял себе, как просыпаюсь, прижавшись к ее спине, и не боюсь, что потолок может в любую минуту на меня рухнуть.

В гостиной приглушенно выругалась Энола. Я быстро заглянул туда: сестра вытирала шваброй пролитую на пол воду. Слишком худая, бледная, нервная…

– Это дом моих родителей.

Спина Алисы напряглась.

– Я могу кое-что рассказать… Ты знаешь… Если я расскажу, отец точно ничего тебе не даст. Я скажу, что ты меня трахаешь и едва не подставил под увольнение. Он тебе и цента не даст.

Она утрамбовала молотый кофе небольшим пестиком, издав при этом тихий, но угрожающий звук.

– Ты на такое способна?

– Нет, – призналась Алиса.

Она налила в кофеварку воду, вставила штепсельную вилку в розетку, а затем, развернувшись спиной к окну, встала рядом со мной.

– Я знаю тебя всю жизнь. Если знаешь человека всю свою жизнь, ты не способен по отношению к нему на многое. Запомни это хорошенько.

Наши кисти соприкоснулись. Мизинцы уперлись друг в друга.

– Ты возьмешь у него деньги, только если я тебе позволю.

– Я не хотел тебя обидеть. Мне очень жаль.

– Я не обиделась, – сказала Алиса. – Зря ты вообще это сказал.

Ее присутствие подобно биению сердца. Я ощущал, как ее кожа соприкасается с моей. Наши молекулы взирали друг на друга до тех пор, пока ее молекулы не стали моими. Теперь, вспоминая тот вечер в «Ла Мер», я намерен был отказаться от предложения Энолы. Теперь я жалел о том, что украл книги. Лучше бы мы вообще никогда не выходили из ее спальни. Лучше бы я объяснился с ней много лет назад.

– На уроках французского ты сидела позади меня, – сказал я. – Каждый раз, когда я чего-то не мог вспомнить, прислушивался. Ты всегда полушепотом спрягала глаголы. Я слушал тебя все время.

У нее было отличное произношение. Мадам Фурнье часто вызывала Алису декламировать что-то у доски перед всем классом. Je suis. Tu es. Il est. Elle est. Nous sommes.[9]

– Перестань, – покачав головой, произнесла она. – Ты мне нравишься, Саймон, но сейчас я не хочу с тобой разговаривать.

Я убрал руку с краешка стола.

– Извини. Я просто…

– Ты воспользовался расположением моего отца. Он так и не смирился со смертью твоих родителей. Ты даже понятия не имеешь, сколько раз за эту бесконечную череду лет мне приходилось выслушивать рассказы о Паулине и Дэне, о Дэне и Паулине… Ты думаешь, что их смерть преследует тебя всю жизнь, а тебе не приходило в голову, что и мне из-за прошлого покоя не было?

Впервые с начала нашего разговора Алиса посмотрела мне в глаза. Она сохраняла спокойствие и говорила по делу.

– Если ты возьмешь деньги, то знай: ты берешь их у старого человека, который зациклен на памяти о своих умерших друзьях. Ты слишком много у меня просишь.

– У меня просто нет другого выхода.

– Есть. Ты можешь уехать, – глубоко вздохнув, произнесла она. – Мне кажется, тебе лучше уехать. Возможно, я поеду с тобой… Я думала… Забудь…

Жужжание кофеварки заполнило тишину. Я смотрел на колонну ее шеи. Алиса держалась настолько прямо, что мне стало не по себе.

– А сейчас оставь меня в покое, – произнесла она мягко, и от этого мне стало еще хуже.

Я проскользнул обратно в гостиную. Энола как раз рассказывала Ли о выставке животных на ярмарке штата Флорида, а Дойл, слава богу, ел вилкой. Алиса принесла кофе с таким видом, словно ничего не случилось. Остаток ужина прошел без происшествий, если не считать терзавшего меня чувства вины.

Когда ужин закончился, Ли, тяжело вздохнув, пошла мыть кофейные чашки. Алиса встала из-за стола, чтобы помочь маме. Дойл и Энола направились к выходу.

– Саймон! Подожди, – сказал Фрэнк, прежде чем я успел улизнуть. – Выпьешь со мной пива?

– Нет… Мне надо идти, – произнес я. – Я позвоню утром.

Однако вышло так, что я уселся на крыльце с бутылочкой пива в руке. Наши тени падали на панцири мечехвостов, которые развесили сушиться на перилах крыльца.

– Мне кажется, что взять у вас деньги будет неправильно, Фрэнк.

– А что еще ты можешь сделать? Ты же не позволишь дому развалиться, – отпив из бутылки, сказал сосед. – Постепенно ты выплатишь долг. Будем считать это займом.

Мне перехотелось говорить о деньгах.

– Энола сказала, что вы передали ей мамины карты Таро.

– Я? – почесав затылок, с сомнением произнес Фрэнк.

– Перед тем как Энола отсюда уехала, вы отдали ей карты.

– А-а-а… Вспомнил. Ты, насколько я помню, не интересовался такими вещами. Ко мне пришла Энола и сказала, что собирается путешествовать, как когда-то путешествовала ее мать.

Он глотнул пива. Я последовал его примеру.

– Мне показалось, что это все равно что вернуть карты твоей маме.

– А почему карты были не у отца?

– Паулина и я дружили. Она была моим другом не в меньшей мере, чем Дэн. Я был знаком с ней на один день дольше, чем твой отец. Именно я их познакомил, – говорил Фрэнк, пристукивая при этом ногой по дощатому полу крыльца. – В тот год выдалось ужасно жаркое лето. Никто не выходил на лодках в море. Солнце пекло так немилосердно, что, казалось, твоя кожа вот-вот лопнет. Ее шоу приехало в город… Забыл, как оно называлось…

– «Карнавал Ларейля».

– Ларейля, точно… Не торопись стареть. Когда доживешь до моего возраста, забудешь больше, чем знал.

Фрэнк допил свое пиво и посмотрел на мой дом. Сполохи света танцевали в окнах фасада. Дойл устраивал представление.