Торговка счастьем - Галина Владимировна Романова

– Игореша-аа… – затянула противным голосом Светка, открыв входную дверь и повиснув на ней. – Ну проводи меня-аа…

Он выглянул из комнаты. Без интереса оглядел эффектную женщину, успевшую стать ему чужой. Коротко кивнул. Буркнул: пока.

– У, какой. – Света погрозила ему кулачком, шагнула за порог. Но тут же снова вернулась, покусала губу, глянула на него исподлобья. – Что, даже не хочешь узнать у меня, на какой машине уехала твоя любовница?

– Что?! На какой машине?! – Он шагнул вперед, резко схватил Светку за рукав куртки, втянул обратно в квартиру и требовательно глянул. – Ну! Что за машина?!

– Внедорожник какой-то огромный. Светлый. Твоя гостья… – на этом слове бывшую жену перекосило. И она долго, сердито сопела. Потом все же продолжила: – Когда твоя гостья вышла из подъезда, задние двери распахнулись. Оттуда вылезли два здоровенных парня. Подхватили ее под руки. Один забрал ее сумки. Впихнули в машину на заднее сиденье. Один сел рядом. Второй вперед. И они уехали. Вот так, Игореша. Не успела она выйти отсюда, как ее тут же сняли.

– Вот дать бы тебе по лбу! – прошипел он злобно. – Номера не запомнила?

– С ума сошел? – вытаращила на него Светка клоунски разрисованные глазищи. – С твоего этажа рассмотреть номера машины? У продавщицы своей любимой спроси. Они мимо ее магазина проехали. Она как раз ступеньки подметала. Небось, запомнила. Она глазастая!

Симпатичное лицо бывшей жены снова неприязненно перекосилось. Татьяну Ивановну она не терпела. Та, кстати, отвечала ей взаимностью.

– И камера на магазине. Номера могли попасть в объектив. Не мне тебя учить, сыщик, – ухмыльнулась Света и, вдруг шагнув к нему, звонко поцеловала в щеку. И проговорила со смесью сожаления и грусти: – Прощай, что ли, Алексеев! Больше не приду…

Больше было и не надо. Все, что могла, она уже сделала. Игорь машинально вытер место, которого коснулись Светкины губы, брезгливо поморщился, глянув на измазанную помадой ладонь. Ну что, в самом деле, за боевой раскрас! Так и не научилась краситься.

Он запер дверь за бывшей женой. И тут же потянулся к вешалке за курткой, попутно доставая мобильник. Надо звонить Вадику. Одному ему отправляться на поиски Насти было нельзя. Не потому что боялся, нет. Он очень плохо контролировал себя. Мог натворить чего-нибудь. А отправляться надо было либо в дом Дворова, потому что у того имелся светлый внедорожник и пара здоровенных тупоголовых охранников, либо в дом Симонова, чья помощница вычислила Настю сегодняшним утром, когда она ходила в магазин. Та видела, как Настя заходит в подъезд. Но не могла точно знать, в какую именно квартиру. И тогда она звонит его бывшей жене и провоцирует ее на визит. Благо это несложно. Светка всегда попадалась на всякого рода провокации. Светка мчится к нему домой. Устраивает сцену. А это наверняка имело место быть, просто так Настя бы не ушла. После этого представления, что устроила Светлана, Настя собирает вещи, выходит из дома и попадает в ловушку.

Так кто ее устроил – Симонов или Дворов? Дворов или Симонов?..

Мрачное серое утро, слегка поманившее редкими солнечными лучами, перешло в мрачный серый день и сменилось серым непогожим вечером. С севера отвратительно задувало ледяным ветром, и сверху даже посыпало снежной крупой. За каких-то полчаса газоны, еще утром радующие глаз бархатистой зеленью, снова побелели. В доме сделалось прохладно, и он отдал распоряжение чуть прибавить температуру в трубах отопления.

Геннадий Степанович зябко поежился и отошел от окна, за которым возле гаража Валентина намывала машину. Вручную мыла, из ведерка, на ледяном ветру, в одной тонкой кофте. Запретить ей это делать он не мог. Позвать в дом и заставить выпить горячего чая тоже не мог. Потому что он был на нее жутко зол. А она на него наверняка обижена.

Сегодня в четыре часа пополудни – он даже время запомнил – он впервые поднял руку на свою помощницу. Впервые за долгие безупречные годы ее службы. Ударил сильно, очень сильно. Худенькая женщина, не ожидавшая нападения и не успевшая сконцентрироваться, отлетела в угол и больно ударилась головой о стену. На левой щеке под глазом у нее тут же вздулась громадная гематома. На голове выросла шишка. Он увидел ее, когда она поднялась. Сквозь редкие волосы рассмотрел.

Ему ненадолго сделалось жалко свою помощницу, но он не протянул ей руки, чтобы помочь подняться из угла, куда она свалилась тряпичной куклой. Он просто сказал:

– Пошла вон!

– Простите… Простите меня, Геннадий Степанович… – забормотала Валентина, не плача, не шмыгая носом, не пытаясь прикрыться от его гнева. – Я думала, что так будет лучше…

– Ты хоть понимаешь, что натворила, дура? – заорал он.

Он затрясся, лицо побагровело, на висках вздулись вены, он увидел это в зеркальных дверцах шкафа. И перепугался. Инсульта он боялся. Немощности, неподвижности, собственного подбородка в слюнях. Всего этого он боялся пуще смерти и тут же сбавил обороты.

– Ты чем думала, когда сотворила такое?! – чуть тише спросил он и осторожно уселся в неглубокое удобное кресло.

– Я подумала, что так будет лучше, Геннадий Степанович.

Валентина стояла перед ним навытяжку. Громадная гематома наливалась сизым, глаз заплывал. Ее чуть колотило. То ли от боли, то ли от обиды на хозяина, то ли от страха, что облажалась.

– Тебя никто не уполномочивал думать, идиотка! – рявкнул он, шевельнул крупным телом, усаживаясь удобнее. – Надеюсь, ты не причинила ей вреда? Ты не била ее?

– Нет. Ее просто усадили в машину. И привезли сюда.

– О господи! – выдохнул он снова с досадой и поморщился, сердце болезненно ныло. – В гроб меня загнать хотите?! На кой черт мне будет тогда все это нужно?! И Настя Дворова с ее капиталами на кой черт мне тогда?

Он повел мощными руками вокруг себя. Оглядел богатую гостиную.

А и правда, кому все после него достанется? Жене? Детям? Он их последний раз когда видел? Забыл! А они сюда и не спешат, и звонят раз в две-три недели, когда деньги кончаются и счета пополнить надо. Он им строго лимитировал расходы. Чтобы контролировать. Подозревал, что они его за это тихонько ненавидят. А что делать? Приходится мириться с этим! И, небось, обрадуются, если он сдохнет. И что, получается, он оставит после себя? Алчных родственников? И поплакать будет некому, твою мать!

Нет, вся эта затея с вдовой Льва пускай катится к чертям собачьим. Ему своих денег на его век хватит. С лихвой! А как родня станет выживать, когда он подохнет, ему нет дела! Ему о здоровье надо подумать. Да о душе. А не о том, чтобы овдовевшую девку на деньги кинуть.

Симонов подышал глубоко, задерживая вдохи, как велел ему кардиолог. Оглядел Валентину.

– Ты хоть понимаешь, что теперь все, что мы задумали, невозможно? – спросил после паузы, вдоволь надышавшись и немного угомонив ноющее сердце.

– Почему, Геннадий Степанович? – Валя глянула на него несчастным, не заплывшим глазом. Тонкие губы задрожали. – Почему? Она вот она, у нас. Она может сейчас любую бумагу нам подписать.