Лиса в курятнике - Эфраим Кишон

— Почему бы и нет?

Залману недолго пришлось уговаривать членов совета:

— Это — единственная возможность, — объяснил староста, — только так мы можем предотвратить в своей среде славословия в адрес наших политических противников. Самый минимум, который мы можем требовать, — это чтобы наши дети ценили нас, родителей, не так ли? А среди детей это положит конец дракам и хорошо повлияет на успехи в учебе…

На следующий день началась запись детей согласно инструктажу нового председателя. Секретариат старосты опрашивал по вопроснику родителей учеников, и опрашиваемые должны были указать, кто прав среди двух членов Временного совета (нужное подчеркнуть); в соответствии с ответами комплектовались классы. Пять членов Временного совета поддержали предложение Зеева, что в сомнительных случаях — если у отца и матери разные мнения — надо производить отбор согласно полу, то есть девочка идет в класс матери, а мальчик — в класс отца. Таким образом, резник был вынужден обучать, кроме двух основных классов — сапожника и цирюльника, отдельно близнецов, а также вести занятия в маленьком классе, где обучались юные резники.

К тому же был создан отдельный класс для отпрысков десяти «трехдверных», что хотели воспитывать детей в портновском духе. На следующий день после введения новой системы образования улицы деревни превратились в поле сражения. Непрерывные битвы велись между классами. Юные последователи сапожника окружили дерево, за которым прятались воспитанники класса трактирщика вместе с господином инженером, и обрушили на них град щебенки со всех сторон. Превосходящие силы противника нанесли поражение близнецам, и последним пришлось удалиться с поля боя бегством.

— Инженер, ну что же ты! — кричал Мейдад, оглядываясь назад. — Беги быстрее!

Дольникер не сдвинулся с места. Он глядел вслед близнецам, будто не чувствуя обрушившегося на него в ходе решительной битвы града камней.

* * *

Празднование юбилея основания парикмахерской прошло в присутствии всех жителей деревни, невзирая на темные облака, что на исходе субботы нависли на горизонте. Площадка Дворца культуры оставалась, как и была, заброшенным пустырем, на ней появились лишь несколько столов и новая табличка с именем покойного инженера:

ЗДЕСЬ БУДЕТ ПОСТРОЕН

ДВОРЕЦ КУЛЬТУРЫ ДЕРЕВНИ

ИМЕНИ ЗАЛМАНА ХАСИДОВА

И ПРОРОКА МОИСЕЯ

Нет нужды добавлять, что новое имя было результатом длительных и шумных дискуссий, которые велись на заседаниях совета между сапожником и цирюльником. Лишь мудрое предложение молодого председателя привело к компромиссу между предложением сапожника («пророк Моисей») и требованием цирюльника («Залман Хасидов»).

— Имя господина Хасидова несомненно достойно быть на табличке, ибо в период его деятельности на посту старосты было решено в кратчайшие сроки построить Дворец, — заявил Зеев, — однако, с другой стороны, пусть остается и имя второй кандидатуры (пророк Моисей), ведь он в свое время тоже внес определенный вклад в нашу культуру.

Теперь секретарь сидел за столом президиума, а народ не сводил глаз с его маленькой жены, пытаясь угадать, на каком она месяце. Столы были украшены венками из гвоздик, которые образовали на скатерти слово «Залман» — дело рук госпожи Хасидов. Перед Элипазом Германовичем, выполняющим обязанности руководителя церемонии, скромно лежал тот самый колокольчик из конторы старосты.

Вдруг трактирщик встал, нажал на кнопку, и звонкое эхо звонка сопроводило виновника торжества и его супругу, шедших сквозь толпу к председательскому столу. Госпожа Хасидов была сильно надушена, и ее платье из цельного куска розовой материи породило волны удивления с оттенком зависти. Женщина была очень растрогана. Она уселась рядом с виновником торжества и прошептала ему, еле сдерживая рыдания:

— Залман, Залман, какое счастье, что мы дожили до этого дня!

Элипаз встал и снова позвонил, и вся толпа постепенно смолкла.

— Уважаемая публика, члены местного совета, виновник торжества и его супруга, — начал трактирщик свое выступление, немного кося, — мы собрались в этот вечер, на исходе субботы, на площадке Дворца культуры, дабы поприветствовать нашего старосту де-факто, одного из лучших парикмахеров в деревне, инженера Залмана Хасидова…

Оратор снова нажал на кнопку звонка, и публика разразилась аплодисментами. Амиц Дольникер, тихонько стоявший среди толпы, не привлекая к себе внимания, глядел на своих соседей с удивлением. Зачем уделять столько времени ничтожному человеку, к которому все относятся с отвращением? Разве они не знают, что цирюльник с женой организовали весь этот пикник с барабанами и танцами за счет самих собравшихся? Политик удивлялся беглой речи трактирщика и почти не верил своим ушам. Разве это тот дефективный толстяк, что в свое время не был способен связать двух слов?

— Тот, кто хоть немного знает Залмана Хасидова, понимает, что его вовсе не радуют подобные празднества в его честь, — продолжал свою речь трактирщик, обращаясь к виновнику торжества, который склонил голову в знак согласия, — но я должен сказать здесь, — Элипаз возвысил тон, — что мы и не ожидали двадцать лет тому назад, когда инженер Хасидов основал свою парикмахерскую в Эйн Камоним, что она превратится в столь важное общественное учреждение. Да, господа, двадцать лет назад было еще весьма рискованно открывать в Эйн Камоним магазины и предприятия. Я помню, что люди говорили моей жене, когда я открывал свой трактир: «Малка, Малка, твой муж делает большую ошибку», — но моя стойкая жена бесстрашно всем отвечала: «Положитесь на Элипаза Германовича, он преодолевал и не такие трудности и теперь тоже знает, что делает».

Разумеется, нет надобности говорить о том, что вначале были тяжелые времена. Посетители в трактир почти не ходили, говорили — зачем нам вообще трактир, мы до сих пор без него жили и дальше проживем. Но мне все равно приходилось готовить обеды, потому что если бы все-таки вдруг люди пришли, то я не мог сказать: извините, мы гостей не ждали. В то время в доме еще не было второго этажа, и кухня была почти в самом зале, и даже белых скатертей мы не могли расстелить из-за печного чада…

Через час с четвертью трактирщик дошел до нынешнего состояния трактира, когда он с легкостью может в короткое время обеспечить обеды на базе свинины и вареной вермишели на 120 взрослых, если ему заранее скажут количество гостей, на этом он очень настаивает, потому что вообще-то к нему всегда приходят в последнюю минуту. На этом этапе торжества цирюльник с женой сидели на своих почетных местах с позеленевшими лицами, нервно выстукивая пальцами по столу марши к чертовой матери, и госпожа Хасидов уже приподымалась со своего места, как будто хотела наброситься на выступающего. Зеев уронил голову на руки и прижал к лицу платок, а его голова странным образом тряслась. Однако публика, сидевшая как зачарованная, не обращала внимания на эти маленькие помехи и приняла первого выступающего с большим энтузиазмом. Когда трактирщик закончил свою лекцию, снявшую покрывало с тайны трактирного ремесла, он произнес: