Кавказская война. Семь историй - Амиран Урушанзе

Говорил с Орбелиани и сам Шамиль. Говорил, конечно, о сыне. Однажды он сказал грузинскому князю, что мучает пленников за страдания Джамалуддина. «Как Шамиль! — возражал Орбелиани. — Разве ты не знаешь, как счастлив твой сын?»

В России девятилетнему Джамалуддину дали фамилию Шамиль и отправили учиться в Александровский сиротский кадетский корпус, который размещался в Царском Селе. Здесь он пробыл почти два года, выучил русский язык. 4 октября 1841 года сына Шамиля зачислили в знаменитый 1-й кадетский корпус. В нем учились сыновья императора, в том числе наследник-цесаревич Александр Николаевич, будущий царь-освободитель Александр II.

Джамалуддин учился весьма посредственно, но, по воспоминаниям однокашников, был хорошим товарищем, ловким и смелым кадетом. Николай I помнил его историю, относился к сыну Шамиля со вниманием и даже позволил ему писать отцу. Текст одного из писем от 4 ноября 1847 года сохранился: «В продолжении 8-ми лет нашей разлуки, я не имею никакого известия о вас и о матушке и не знаю, чему приписать ваше молчание. Неужели вы забыли того, который ежеминутно вспоминает и молит Всевышнего о сохранении здоровья вашего. Поверьте, любезный батюшка, что молчание ваше сильно огорчает и беспокоит меня и даже служит причиною, что я не могу учиться так, как бы следовало, при всех тех средствах, какие я имею по милости монарха русского, который печется о нас, как о собственных детях своих. Я воспитываюсь в первом кадетском корпусе, и представьте себе наше счастье, дети великие князь Николай Николаевич и Михаил Николаевич, каждый день, во время лагеря бывают у нас и вместе с нами обучаются фронту. Вообще все попечения, какие употребляются при воспитании нашем, так велики, что трудно выразить их. Все это я пишу от самого чистого сердца и, ежели когда-либо приведет Бог обнять вас, тогда буду иметь случай лично благодарить вас за то, что отдали меня на воспитание в Россию. В настоящее время я понял, как необходимо и любопытно всякое познание в науках, и ежели бы вы известили меня о себе, тогда в сто раз было бы веселее поводить время в полезных и приятных для меня занятиях. Теперь опишу вам, как я провожу время: каждый день, исключая пятницы и воскресения, в продолжении 6-ти часов, учусь по-французски, по-немецки, по-русски и разным другим полезным наукам, танцованию (так в тексте. — А. У.), к которому я очень приохотился, а также и гимнастике; одним словом, я провожу время приятно и с большою для себя пользою. Еще раз умоляю вас, любезнейший батюшка, напишите мне хоть несколько строчек, тогда я буду знать, что вы не забыли меня и желаете, чтобы я писал к вам о себе. Прощайте, дорогой и неоцененный мой родитель, желаю вам доброго здоровья и всего лучшего в этом мире. Остаюсь всегда послушный и любящий вас сын ваш».

Нам неизвестно, знал ли о письмах сына-заложника Шамиль. Из текста приведенного послания ясно, что Джамалуддин не получал ответов отца. Как бы отнесся имам к такой нравственной русификации сына, благодарившего Шамиля за то, что тот «отдал» его на воспитание в Россию?

Пленный Орбелиани пытался уверить Шамиля в благоденствии его первенца. «К чему послужат эти науки и просвещение, — задумчиво проговорил имам. — Сын мой сделается гяуром и погибнет. Возвратите мне сына, ему не нужно ничего более как знать арабский язык и Алкоран (Коран. — А. У.). Бог умнее нас всех, он послал нам эту святую книгу, что нужно нам, то в ней сказано, чего там нет, того и не нужно».

Но обменять Джамалуддина на русских офицеров-пленников тогда не удалось. Пришлось менять Орбелиани на других горцев, ранее захваченных солдатами Отдельного Кавказского корпуса.

Еще одну попытку вернуть сына Шамиль предпринял в 1854 году. Шла Крымская война (1853–1856). Имам рассчитывал на помощь турок в борьбе с Россией, но все попытки османов поколебать гегемонию империи Романовых на Кавказе были тщетны. Турецкая армия терпела поражение. В разгроме турок под Башкадыкляром (19 ноября 1853 года) принял участие генерал Илья Орбелиани, который лично возглавил атаку своего Грузинского гренадерского полка. Абда-паша был разбит, но храбрый князь Орбелиани получил смертельную рану и умер месяц спустя.

Летом 1854 года мюриды имама отправились в набег на Кахетию. В течение нескольких дней горцы грабили богатые восточно-грузинские деревни и дворянские имения. 4 июля они подошли к родовому имению князей Чавчавадзе — Цинандали. Оно расположено в живописном месте, с балкона господского дома открывается прекрасный вид на Алазанскую долину.

Сегодня в Цинандали открыт музей, и желающие могут осмотреть дом, в котором бывал Александр Грибоедов — муж княжны Нины Чавчавадзе. «Петухи в Цинандали кричат до зари: то ли празднуют, то ли грустят… Острословов очкастых не любят цари — Бог простит, а они не простят», — экскурсоводы обязательно процитируют слова грустного стихотворения Булата Окуджавы «Грибоедов в Цинандали».

Заняв дом, горцы неожиданно обнаружили в нем куда как более ценную добычу, чем столовое серебро и подушки-мутаки. В их руках оказались грузинские княгини: Анна Чавчавадзе — жена князя Давида Чавчавадзе, который состоял адъютантом Михаила Воронцова, и Варвара Орбелиани — вдова того самого князя Ильи Орбелиани, бывшего в плену у Шамиля в 1842 году. Грузинских аристократок захватили в плен вместе с детьми и прислугой.

На этот раз российское начальство согласилось на обмен. Джамалуддин Шамиль, уже поручик, по некоторым сведениям, собиравшийся жениться на русской дворянке Елизавете Олениной, 10 марта 1855 года вернулся к отцу. Однако заново привыкнуть к забытому за шестнадцать лет горскому образу жизни он не смог. Шамиль читал старшему сыну Коран, рассказывал о родных обычаях и борьбе, которую вел против внутренних и внешних врагов имамата, но от сына имам слышал только советы поскорее заключить мир с Россией. Это раздражало Шамиля. Он предлагал первенцу возглавить набеги на Кавказскую линию, тот отказался. Шамиль попытался втянуть Джамалуддина в разбор государственных дел, сын не проявил интереса. Они разочаровались друг в друге.

Старший сын Шамиля оказался в одиночестве. Ему не хватало общения или хотя бы чтения на русском языке. Его насильно женили на дочери наиба Талгика. Джамалуддин впал в глубокую депрессию, из которой не искал выхода. На фоне душевных страданий обострилась чахотка, которой он заболел еще в Петербурге. Шамиль пытался спасти сына так же отчаянно, как хотел его вернуть. Имам даже попросил русское командование прислать к нему хорошего врача для помощи больному. Врач был доставлен, но помочь уже не смог. Из его заключения: «Больной сам не стремился к выздоровлению. Впрочем, ни слова жалобы, ни укора не было произнесено несчастным молодым человеком. Жертва приносилась безропотно, самоотречение было полное». Джамалуддин умер 28 июня 1858 года.

ГУНИБ

В самом начале 1859 года чеченцы собрались в селении Эрсеной, чтобы послушать имама Шамиля. «Во всем Дагестане храбрее вас нет, чеченцы! Вы свечи религии, опора мусульман, вы были причиною восстановления ислама после его упадка. Вы много пролили русской крови, забрали их имения, пленили знатных их. Сколько раз вы заставляли их сердца трепетать от страха. Знайте, что я товарищ ваш и постоянный ваш кунак, пока буду жив. Я не уйду отсюда в горы, пока не останется ни одного дерева в Чечне», — красноречиво говорил Шамиль. «Но чеченцы, не видя никакой пользы от его речи, оставили его и разбрелись по домам», — сообщает служивший у имама писатель Гаджи-Али.