Исповедь «святой грешницы». Любовный дневник эпохи Возрождения - Лукреция Борджиа

В таком случае трагедия могла оказаться двойной – сын выступал не просто за многолетнего соперника, но против родного отца.

Молва как-то упустила возможность пофантазировать на такую тему, хотя страсти могли оказаться сильней шекспировских. Почему бы не придумать, что делла Ровере во время своего вынужденного пребывания во Франции боролся с удачливым соперником папой Александром руками его собственного сына Чезаре, вернее, сына делла Ровере, считавшегося сыном Александра? А потом сын вышел из-под контроля и, согласившись на то, чтобы папой стал делла Ровере, принялся завоевывать мир сам.

Папа Юлий (делла Ровере) потому не казнил и не отлучил от Церкви Чезаре Борджиа, имевшего грехов поболее многих, что тот был его собственным сыном.

Тема для трагедии.

Портреты ответа на эти измышления не дают – Чезаре и Хуан очень похожи между собой, но совершенно не напоминают ни Родриго Борджиа, ни Джулиано делла Ровере. Разве только рисунок Леонардо да Винчи, на котором Чезаре уже не тот, что десять лет назад, это полноватый, даже массивный мужчина. Говорили, что Чезаре стал таковым после того, как врач пытался спасти его, отравленного, вместе с папой Александром. Странное лечение, мол, привело к изменению внешнего облика бедолаги.

Еще одна тема для фантазий. Выжил ли в действительности Чезаре, он ли это воскрес как феникс из пепла после отравления, если внешность и поведение так изменились? К тому же после трагедии Чезаре почти все время ходил в маске, якобы скрывая свое изуродованное сифилисом лицо. Но на рисунках Леонардо да Винчи никаких следов сифилиса на лице нет. У Борджиа длинные волосы, борода и нормальные брови. Скрывать такое лицо под маской нет никакой необходимости, но Чезаре Борджиа почему-то скрывал. Почему?

После отъезда в Феррару Лукреция видела брата всего однажды – тот приезжал к ней, горящей в лихорадке. Чезаре был в маске, их беседа наедине проходила на валенсийском наречии, которого никто в Ферраре не знал, и была очень бурной. О чем спорили брат с сестрой – осталось тайной.

Так кто вы, синьор Чезаре? Борджиа или делла Ровере? Сколько вы прожили – тридцать два года или все же двадцать восемь лет, и кто-то другой выдавал себя за вас после августа 1503 года?

Ваше Преосвященство, прошу убедить Его Святейшество в том, что Чезаре бежал только из желания действовать! Столь энергичному человеку, как мой брат, просто невыносимо сидеть без дела.

Умоляю поверить, что окажи Святой отец хоть долю внимания и благосклонности к судьбе моего несчастного брата, он получил бы надежду исправиться и вместе с ней надежду на жизнь вечную.

Заверяю, что Чезаре не желал ни своего возвращения в Романью, ни причинения какого-то ущерба Папским землям. Я наверняка знаю, что он желал службой доказать свою верность и приверженность данному слову и никогда не станет действовать во вред Святому престолу.

Я знаю все это не из переписки с братом, которой не было, но потому, что знаю самого Чезаре. Его волю, его таланты и неуемную энергию требуется твердой рукой направить в нужное русло, тогда Чезаре сможет принести Святому престолу много пользы, несмотря на все свои недостатки.

Приношу свои заверения, что прибывший в Феррару гонец всего лишь сообщил о побеге Чезаре. Я не поддерживаю побег брата, но и осуждать его не могу. Повторяю: Чезаре нужна активная деятельность, даже не в его, а в чьих-то других интересах. Если бы Его Святейшество нашел возможность поставить энергию моего брата на службу Святому престолу, от этого все выиграли.

Я вынуждена продолжить свой рассказ.

* * *

Этот порок владел и владеет мною!

Если какой-то грех и лежит на моей душе, то это грех зависти. Всему остальному я могла предаваться по незнанию, непониманию, недомыслию. Завидовала сознательно.

В детстве завидовала братьям потому, что им разрешено многое, запрещенное для меня. Ну, почему я девочка, а они мальчики?! Им можно бегать и прыгать, не заботясь, что юбка задерется или волосы растреплются, можно кричать, лазить по деревьям и даже на крышу, бороться, выходить в сопровождении только слуги…

Чуть позже пришла зависть из-за их учебы и взрослого поведения. Если бы не Карло Канале, я страдала куда сильней.

Полагаю, завистью вызвано и большинство злых слухов о нашей семье. Завистью, а еще ответным презрением и нежеланием оправдываться. Чезаре никогда не считался с мнением толпы и даже не интересовался им, в ответ злые языки приписывали ему даже те преступления, которых он совершать просто не мог, например разнузданное участие в пирах, когда брата и в Риме-то не было! Любая смерть богатого или знатного человека Рима, особенно из окружения папы Александра, немедленно относилась на совесть семьи Борджиа. Все знали, что Чезаре расстался с Хуаном в тот страшный вечер и уехал вместе с Джанни Борджиа и слугами, многочисленные слуги видели его ночью в его комнате, брат допоздна читал, а потом лег спать, но молва немедленно приписала Чезаре убийство Хуана!

Толпа не просто несправедлива, она завистлива особенно к тому, кто не обращает на нее внимания. Чезаре учил меня, что нельзя оправдываться, нельзя даже замечать толпу, иначе погибнешь или станешь одной из ее участниц.

Но я знаю, что чем меньше ты обращаешь внимания на выпады завистников, тем яростней и страшней они становятся. Неужели это плата за то, что к толпе не принадлежишь?

Лукреция пишет явно с неохотой, перемежая рассказ о своей семье множеством рассуждений о грехе вообще, о зависти и о жизни святых. Этот текст написан столь явно ради заполнения страниц, к тому же переполнен выдержками из жизни святых и поучениями Франциска Ассизского и прочих, что приводить этот текст нет смысла.

Завистью я была окружена с детства.

Но сначала она была детской, о которой сейчас смешно вспоминать.

С настоящей взрослой жестокой завистью я столкнулась впервые в девять лет на свадьбе Джулии Фарнезе и Орсо Орсини. Да, именно там. И с тех пор зависть Джулии долгие годы была со мной. Всем мы казались любящими подругами, но в действительности ненавидели друг дружку, прикрывая эту ненависть фальшивыми улыбками.

У меня больше не было возможности советоваться с Маддаленой Медичи, которая действительно была названной старшей сестрой. Из-за ее дурного мужа Маддалена избегала Латеранский дворец, а в письмах многое не напишешь. Мне очень была нужна старшая сестра-советчица, ведь я вступала во взрослую жизнь, но я довольно быстро поняла, что советы Джулии подобны змеиным укусам либо медленно действующему яду – прежде чем следовать им, стоит несколько раз подумать.

Теперь я даже благодарна моей подруге-змее: не будь ее коварства, я так и осталась бы никчемной глупышкой. Вернее, глупышкой никогда не была, но слишком многое принимала бы на веру. Как полезно иметь рядом змею – не забудешь об осторожности.