47 - Алексей Чумаков

Поведение животного стало еще более беспокойным. Пес суетливо ходил кругами и выл, не сводя глаз с потолка. Я вспомнил недавнюю смс-переписку с неизвестным абонентом и его повторяющееся сообщение о том, что не нужно смотреть ночью на собаку, поскольку «она может играть с ними». И теперь эти слова обрели особый смысл.

– Пес, фу! Перестань выть! – прошипел я. – Прекрати!

Но собака не унималась, и вой все больше походил на плач ребенка.

Я тихонько присел на диван. Руки и ноги были ледяные, нос сопел. Меня скрючило – то ли от озноба, то ли от желания почувствовать себя защищенным, и, чуть дыша, я закутался в теплый плед. Звуки стихли.

Сидя в тишине в пустой квартире, я пытался собрать разбежавшиеся от страха мысли и понять, что происходит.

«Скорее всего, девочка мне приснилась». Я даже готов был найти объяснение тому, как плед оказался в другом конце комнаты и почему был включен телевизор, а пульт валялся под ним, вместо того чтобы лежать там, где я его положил перед сном. Но внушить себе, что никаких звуков сверху не было, у меня пока не получалось.

Тишина продолжала сверлить мои уши тонким свистом, но туман постепенно покидал голову. Сознание прояснилось, с глаз сошла пелена. И, несмотря на то, что страх по-прежнему сжимал сердце, мое нынешнее отношение ко всему происходящему мне нравилось куда больше, поскольку во мне зародилось сомнение: «А не приснилось ли мне все? Вообще все?»

Это сомнение давало мне шанс хоть немного оправдать происходящее. Я поймал себя на мысли, что так и не понял, когда именно проснулся. Приснилась ли мне только девочка – или все это, до нынешнего момента, было сном? Шаги в сорок седьмой квартире и разгром над кухней – что это, явь или бред? Страшная реальность или болезненный сон? Я всячески старался осознанно прийти к последнему варианту, хотя в душе чувствовал, что все не так просто. Но мне было дико страшно потерять шаткую веру в то, что помогало не впасть в истерику.

«Болезненный сон. Простой болезненный сон, похожий на бред».

Обычно он бывает поверхностным и некрепким. Но недавнее сновидение было настолько реалистичным, что можно было сойти с ума от ужаса, который я испытал. Сидя на диване, задрав колени к подбородку, я чувствовал себя еще более опустошенным. Я не знал, появится ли в следующем сне уродливый ребенок или хватит с меня таких впечатлений. Но для себя я решил, что сегодня не погашу свет в квартире, а возможно, и впредь научусь спать при нем.

4:00

Я в полудреме. Сижу на диване. Тихо.

5:00

За окном все еще темно.

Боюсь заснуть и снова увидеть мертвую девочку. Спасает свет и собака, которая спокойно спит рядом. Через пару часов начнет светать.

6:00

Звуки из сорок седьмой квартиры больше не повторялись. Никаких шагов.

Собираюсь с утра позвонить и рассказать обо всем бледному мужчине в очках. Пусть разбираются, кто там бьет посуду и бегает по комнатам.

7:15

Наконец-то светает.

Шум машин радует как никогда. Город просыпается, уже ходят автобусы, на остановках все больше людей… Зрачки словно в песке. Все вокруг плывет…

Слипшиеся глаза с трудом открылись, и я оглядел комнату, в которой уснул. Отекшие веки были столь тяжелы, что, казалось, весят тонну, и оставить их открытыми надолго не получалось. Я зажмурился посильнее и с горем пополам открыл глаза. Несмотря на тусклое освещение в гостиной, мне пришлось прищуриться, словно от взгляда на солнце. Глаза слезились. Лоб разрывался на части от гадости, которая скопилась там за время сна, а нос был заложен настолько, что пазухи казались забетонированными. При глубоком вдохе начинался кашель, а мелкое дыхание не насыщало организм кислородом настолько, чтобы стало легко. В общем, я окончательно сдался болезни.

10:30

Я встал с дивана и налил чаю. Нескольких часов сна было крайне мало, но спать больше не хотелось.

– Целый день впереди, успеешь еще.

Я все еще находился под впечатлением того, что случилось этой ночью. Несмотря на день-деньской, меня не покидало чувство постоянного беспокойства. Все мои мысли были направлены на попытки хоть как-то объяснить шаги и присутствие неизвестно кого в квартире сверху. Но каждый раз, блуждая по пути рационального восприятия происходящего, я заходил в тупик. Каждый раз в финале своих размышлений я сталкивался с очередным вопросом, на который не находил ответа.

Внезапно мне захотелось уехать из своей квартиры, и первые несколько минут я был уверен, что именно так и поступлю сегодня. Прислушиваясь к ощущениям, я понимал, что именно этого желает все мое существо, но разум упорно гнул свою линию, убеждая в том, что идти мне некуда. И он был прав. Чертовски прав.

«Пригласить к себе друзей? Но у меня их нет в этом городе, куда я переехал в надежде на маломальскую востребованность и приличный доход. Нет даже приятелей или знакомых, у которых я смог бы остановиться на несколько дней. Пожить в гостинице? Но я не могу себе этого позволить. Остается единственный выход – уехать к родителям. Но и здесь возникает ряд проблем. Что я скажу своим старикам, которые и без того не находят себе места, переживая за меня ежесекундно? Приеду к ним простывший, изнеможенный, с тошнотой в довесок, и скажу, что убежал из квартиры, потому что слышу по ночам шаги? Хм, не уверен. Этим летом мне исполнилось тридцать три года. Боюсь, уже прошло то время, когда можно было пожаловаться маме на бабайку под кроватью. К тому же есть еще одно важное обстоятельство: все, что творится в сорок седьмой квартире, это не временный ремонт, который можно переждать, уехав на недельку-другую. Эту проблему нужно решать, а не бежать от нее».

Последняя мысль немного воодушевила меня, и, набравшись решимости, я включил телевизор.

Ничего интересного и внятного не показывали, хотя вряд ли мне сейчас можно было угодить.

«Спорт – не то, концерт местных знаменитостей – не то… Пять каналов подряд – сериалы, снятые за копейки, с актерами, выглядящими так, словно они работают за еду. Все не то».

По четвертому каналу показывали новости.

– О, пусть это бубнит! – Я сделал потише.

В репортажах показывают сплошные войны. Мир сошел с ума. Во всех точках планеты постоянно воюют – непонятно за что, и даже забывая с кем. Боль, ужас и горе – все, что можно запомнить после просмотра новостей. И это смотрим мы и наши дети, не замечая, что поглощаем злость, словно фастфуд, походя запивая чаем или кофе, удобно расположившись на диване перед телевизором. Мы перестали сочувствовать ближним, воспринимая смерть других, как приключение. Мы жуем бутерброд и слышим:

– Сегодня утром упал самолет, не долетев до посадочной полосы триста метров. Из-за низкого тумана пилоты не заметили верхушки деревьев. – Мы продолжаем жевать бутерброд.