Пандора - Энн Райс

Я налетела на него и заключила в объятия! Он оказалсяпоразительно сильным, твердым, как дерево! Никогда еще я не видела у мужчинытаких жестких мускулов! Я положила голову ему на плечо, и щека, прижавшаяся кмоему затылку, была холодной!

Он ласково обнял меня обеими руками, погладил по волосам,освободил их от всех шпилек и позволил им рассыпаться по спине. Я ощущалапокалывание во всем теле.

Жесткий, такой жесткий, но никакого биения жизни. Нежные,приятные жесты, лишенные тепла человеческой крови.

«Дорогая моя, – тихо сказал он, – источник твоихснов мне неизвестен, но я знаю следующее: ты защитишься и от меня, и от них. Тыникогда не войдешь в эту легенду, что слагается стих за стихом, как бы нименялся мир! Я этого не допущу».

«Так объясни мне. Я не буду помогать, пока ты мне все необъяснишь. Ты знаешь, как страдает царица во сне? У нее такие же слезы, как утебя. Смотри! Это кровь! У тебя пятна на тунике! Она здесь, царица? Это онаменя вызвала?»

«А что, если так, и она хочет наказать тебя за ту прошлуюжизнь, что снилась тебе во сне – когда ее держали в оковах злые боги?»

«Нет, – сказала я. – У нее иные намерения. Крометого, я отказалась делать то, что велели темные боги во сне. Я не стала пить изИсточника. Я убежала, поэтому и умерла в пустыне».

Он со вздохом воздел руки. И отошел. Он отвернулся к темномуперистилю. Только звезды освещали деревья. Я увидела, что от дальней столовойна другом конце дома исходит слабое свечение.

Я посмотрела на него, думая, какого он высокого роста, какаяу него прямая спина, как твердо стоят ноги на мозаичном полу. Благодаря лампамего светлые волосы казались еще великолепнее.

Он заговорил очень тихо, но я тем не менее отчетливорасслышала его слова:

«Как же случилась эта глупость?»

«Какая глупость? – спросила я и подошла к нему. –Мое присутствие здесь, в Антиохии? Я тебе расскажу. Отец устроил мне побег, вотя и…»

«Нет, нет, я о другом. Я хочу, чтобы ты жила, жила вбезопасности, под защитой, чтобы ничто тебе не угрожало, чтобы ты цвела, кактебе и положено. Твои лепестки даже по краям еще не увядают, а твоя дерзостьтолько усиливает твою красоту! Ты столько знаешь, так владеешь ораторскимискусством, что у твоего брата не осталось ни шанса. Ты очаровала солдат исвоим превосходством превратила их в своих рабов, ни разу не вызвав у нихвозмущения. У тебя впереди долгие годы жизни! Но я должен придумать, какобеспечить твою безопасность. Это самое главное. Тебе придется днем покинутьАнтиохию».

«Жрец и жрица называли тебя „другом храма“. Они говорили,что ты умеешь читать старые рукописи. Они говорили, ты скупаешь все египетскиекниги, попадающие в порт. Зачем? Если ты ищешь ее, царицу, то ищи ее черезменя, потому что это она меня вызвала – она сама так сказала».

«Во сне она не говорила! Ты не знаешь, чей это голос! Что,если сны действительно имеют отношение к переселению душ? Что, если у тебя былапрошлая жизнь? А ты приходишь в храм, вокруг которого бродит отвратительныйдревний бог, ты в опасности. Ты должна уехать отсюда, от меня, от того раненогоохотника – я сам его найду».

«Ты не говоришь мне всего, что знаешь? Что с тобойслучилось, Мариус? Что случилось? Кто совершил с тобой это чудо? Ты весьсветишься. Это не маска; свет исходит изнутри!»

«Проклятие, Пандора! Неужели ты думаешь, что я хотелсократить свою жизнь и продлить свою судьбу на целую вечность?»

Он мучился. Он посмотрел на меня, не желая продолжать, и яна один невыносимый миг почувствовала, как ему больно и одиноко.

На меня нахлынула волна страданий долгой вчерашней ночи,когда меня вдруг осенило, насколько бессодержательны все религии и символыверы, а сама попытка хорошо жить виделась мне не больше чем ловушкой дляглупца.

Внезапно он обхватил меня руками, застав врасплох, крепкообнял, нежно потерся щекой о мои волосы и поцеловал меня в голову. Шелковистый,отполированный, невыразимо ласковый…

«Пандора, Пандора, Пандора! – повторял он. –Прекрасная девочка выросла в чудесную женщину».

Я обнимала твердое изваяние самого замечательного мужчины вмоей жизни; я обняла его и на сей раз услышала четкое, ритмичное биениесердца. Я приложила ухо к его груди.

«О, Мариус, если бы я только могла крепко прижаться к тебе иотдохнуть! Если бы я только могла отдаться на твое покровительство. Но ты жеменя отталкиваешь! Ты не обещаешь охранять меня, ты предписываешь мне бежать,скитаться, переживать новые кошмары, обрекаешь на новые тайны и отчаяние. Нет,я не могу! – Я отвернулась от его ласк. Я чувствовала, что он целует моиволосы. – Не говори, что я больше тебя не увижу! Неужели ты думаешь, что вдовершение ко всему остальному я смогу вынести и это? Я здесь совсем одна – икого же я встречаю? Того, кто оставил в моем детском сердце такой отпечаток,что мне до сих пор отчетливо видны все детали, как на монете превосходнойчеканки. А ты говоришь, что мы больше не увидимся, что мне нужно уехать!»

Я повернулась к нему.

В его глазах читалось вожделение. Но он взял себя в руки.Тихим голосом, с улыбкой на губах он признался:

«Как же я восхищался твоей беседой с легатом! Я уж думал, вывдвоем спланируете полное покорение германских племен. – Онвздохнул. – Ты должна обрести хорошую жизнь, богатую жизнь, жизнь,питающую и душу, и тело».

К его лицу прилила краска. Он посмотрел на меня, на моюгрудь, на бедра, на лицо. Он стыдился своего чувства и пытался его скрыть.Вожделение…

«Ты все еще мужчина?» – спросила я.

Он не ответил. Но его лицо застыло.

«Ты никогда до конца не поймешь, кто я такой!»

«Да, но не мужчина! Я права? Не мужчина».

«Пандора, ты намеренно надо мной насмехаешься. Почему? Зачемтебе это?»

«Это превращение, допуск к тем, кто пьет кровь; оно недобавило к твоему росту ни дюйма. А в других местах хоть дюйм прибавился?»

«Пожалуйста, прекрати», – взмолился он.

«Захоти меня, Мариус. Скажи, что хочешь. Это видно.Подтверди словами. Что тебе стоит?»

«Ты меня до бешенства доводишь! – сказал он. Его лицопокраснело от гнева, он так плотно сжал губы, что они побелели. –Благодари богов, что не хочу! Не настолько, чтобы предать любовь ради краткогокровавого экстаза».

«А люди из храма – ведь они не знают, кто ты на самом деле?»

«Нет!»

«И ты не откроешь мне свое сердце?»