Золотой стриж - Екатерина Соболь

Перед ним горел небольшой костерок, а по другую его сторону расположился лесовик. На руках он держал лису, та мирно дремала.

– Сплю, – пробормотал Нил, кутаясь в одеяло.

Лесовик взглянул на него, подняв брови.

– Ну, это ты мне скажи, – хмыкнул он, подбрасывая в костер сухих веток.

Нил хотел спросить, что это вообще значит, но решил промолчать. От тепла его разморило.

– Держи, бедолага. – Лесовик протянул ему дымящуюся глиняную кружку.

Нил отпил: какая-то трава, заваренная в кипятке.

– Знаешь, что самое смешное? – поинтересовался лесовик, хотя Нил вообще ничего смешного тут не замечал. – Она думала, ты догадаешься сразу. Но умение соображать – это, прости, не твое.

Лесовик почесал лису за ухом, и та зажмурилась. На секунду Нилу показалось, что лесовик говорил как раз о ней, но он тут же отогнал эту мысль – вряд ли о нем когда-нибудь думали лисы.

Одеяло приятно грело, колени больше не мерзли. Ночной лес повеселел, и золотой свет костра смягчал его хмурые контуры. Все это казалось совершенно реальным, и все же Нила не покидало ускользающее, сонное чувство, что шевельнешься – и все исчезнет. Он осторожно, затаив дыхание, пошарил за пазухой. Может, все-таки не сон – береста, которую он сунул под рубашку, была на месте.

– Ты знал? – спросил он, протянув ее лесовику.

– Конечно. – Лесовик рассмеялся, будто изображение на бересте – не катастрофа, а совсем неплохая новость. Его внимательные глаза поблескивали в темноте. – Это очень легко было понять.

Нил молча воззрился на него, сжимая второй рукой кружку. Он так промерз, что даже удивиться как следует не мог.

– Она ведь тебе, болвану, говорила: слушай свою магию, сердце и чутье – этого достаточно, – внятно, доходчиво сказал лесовик. Лиса махнула хвостом. – Анима всегда знает, что делать. Но чувствовать – не значит не думать. Запомни, пригодится.

– Не пригодится, – сдавленно проговорил Нил. – У меня больше ничего нет.

– А ты проверял? – с забавной серьезностью спросил лесовик.

Нил выдавил смешок.

– Знаешь, я бы заметил, если бы у меня была магия.

– А ты уверен? – Лесовик посмотрел на него так, будто сильно сомневается, стоит ли вообще тратить слова на такого тугодума. – Ты ведь не умер. И не отдавал аниму. Что в словах «анима и есть жизнь» не дошло до тебя с первого раза?

Лесовик выпустил лису, и та чем-то зашуршала, завозилась в темноте.

– Я думал, на захваченных землях волшебство умирает, – пробормотал Нил.

Сердце у него колотилось все быстрее и быстрее, часто и громко.

– Тогда откуда же оно взялось у тебя там, где доступ к земле был отрезан всей теневой магией, какая есть? А? – Лесовик приподнял брови. – Волшебство никогда не умирает. Подавлено – да, выросло в цене – еще как, надо из кожи вон лезть, чтоб получить то, что раньше давалось почти даром. Но немного волшебства для живых всегда найдется. Странно напоминать об этом единственному, кто смог накопить прорву золотой магии, будучи в самом ужасном месте, какое только можно представить.

– Не так уж там и плохо, – пробормотал Нил, даже немного обидевшись за родное Селение.

Лесовик фыркнул и потыкал палкой в огонь. Искры с треском взвились вверх.

– Вот именно. Мир такой, каким ты его видишь. Так анима и работает: сияешь ты сам, а то, что вокруг, просто отражает твой свет. Ладно. – Он хлопнул себя по коленям. – К делу. Давай, малыш. Где там твоя магия?

Нил шевельнул пальцами, мягко прижал подушечки к ладони – и ничего не почувствовал. Они были холодные, задубевшие и будто чужие. Определенно никакой магии.

– Почему ты помогаешь? – спросил он, чтобы отвлечься. – Я ведь… проиграл.

– Ну, люди проигрывают, так бывает. Невозможно выигрывать всегда. Анима не иссыхает из-за проигрыша, она иссыхает, когда люди идут против того, во что верят. Когда им наплевать на других. Но тебе – нет. Никогда. Ты позвал меня даже ради того, что нашел. – Он кивнул на бересту. – Давай. Ты сможешь. Вспомни, как нужно.

Нил шумно выдохнул. Ладно. Ладно. Что он теряет? Самое главное в магии – это умение полюбить момент. Он потер ладони друг о друга, и лесовик кивнул, будто хотел его поддержать. Отблески огня плясали на его лице, в неровном свете костра все казалось красивым и зыбким. Вот этот момент полюбить было очень, очень легко. Нил закрыл глаза и улыбнулся. Подумал о том, что увидел на картинке. И об озере с холодной мокрой водой. И о теплой шерсти лисы. И о маме. В душе что-то шевельнулось, но в руки перетекать не желало, ощущение было – словно канат пытаешься продеть сквозь игольное ушко.

Озеро. Картинка. Мама. Лиса. Дом. Весна.

Он развернул руки ладонями вверх. Кончики пальцев начало покалывать и вдруг свело так, что Нил зашипел. Так, дальше. Желание. Нужно чего-то захотеть. Мозги работали еле-еле, и единственное, что пришло в голову, была еда, – зато желание было такой силы, что мурашки по всему телу пробежали.

В Селении еда была не ужасной, но совершенно пресной, будто приготовлена теми, кто начисто лишен вкусовых ощущений. Ха, да так оно и было. Ноги от их кормежки не протянешь, но и удовольствия не получишь, тем более что соли Ястребы, похоже, не признавали вообще. А потом Нил вспомнил масленые лепешки в доме лесовика. Жаркое из репы и моркови в котелке, которое готовила его мама. Яблоки, только не эти, увядшие, а сочные, летние и хрустящие. Ух, да. Нил зажмурился, успев подумать, как мало иногда надо, чтобы почувствовать счастье.

Мясо на вертеле. Соленые грибы. Горячая каша с молоком. Свежий хлеб. Брюква на углях. Нил тихо рассмеялся, и ладони вдруг потеплели. Вот оно. Вот оно. И правда, как он не заметил? Магия не исчезла, просто ушла глубже, и ее стало сложнее достать, но она никуда не делась. Вот-вот – и получится. Но ничего не получилось: поток анимы иссяк так же внезапно, как и появился. Нил открыл глаза.

– Ну, создать что-то из ничего – до такого ты еще не дошел, этому учиться надо, – улыбнулся лесовик. Глаза у него блестели. – Вот, бери. Чем богаты.

И он протянул миску с кусками незнакомых Нилу разваренных клубней и деревянной ложкой. Нил схватил ложку и проглотил все в один присест. Как же вкусно! Он понятия не имел, что это, но оно было такое острое, и пряное, и так приятно рассыпалось на мягкие теплые куски, когда нажмешь зубами. Нил вылизал миску, потом ложку, потом вылизал еще раз и то и то, – вдруг хоть крошка где-то осталась. От удовольствия у него запылали уши. А потом он кое-что вспомнил, кое-что такое, от чего волна счастья мгновенно схлынула.

– Мне оставили яблоко, – хрипло выдавил он.

Лесовик фыркнул.

– Какой же ты еще наивный, прямо умиление берет. Она оставила яблоко, чтобы ты его не ел.

– Не понимаю.

– Еще раз: анима – это жизнь. Это было испытание, ты его прошел. Сохранил свою. Не поддался. Это было бы очень простое решение, простое и трусливое. Иссякнуть гораздо проще, чем выжить. Но ты справился, ты молодец. – Лесовик потянулся через костер и ласково положил руку ему на грудь, глядя почти с жалостью. – У тебя есть кое-что очень ценное. Не только магия. Ключ от спасения – у тебя.