Загадка неоконченной рукописи - Барбара Делински

– Ну, значит, – заключила Мириам, – я подровняю их еще немного.

Дженни считала, что с ее волосами все в порядке, но Мириам была ее боссом и к тому же отличалась редкой аккуратностью и твердой рукой. Дженни не рискнула бы обидеть ее отказом.

– Ну вот, – через некоторое время проговорила Мириам. – Я только чуть-чуть убрала сзади.

Дженни как-то не очень верилось в это «чуть-чуть», судя по длине некоторых из упавших на пол локонов. Однако Мириам уже взялась за расческу, пробуя так и эдак, взбивая волосы Дженни вверх и увлеченно улыбаясь.

– Вот теперь действительно хорошо. Весьма изящно. И не так ошеломляюще. – Она развернула Дженни лицом к зеркалу.

Дженни дотронулась до кончиков локонов и косого пробора, который сменил привычный ей прямой. «Весьма изящно». Ей нравилось, как это звучит. И как это выглядит, ей тоже нравилось. Это можно было бы назвать гладкой стрижкой, если бы не завитки. Правда, и завитки, и все прочее пало жертвой рук Мириам, ловко скрученное в более гигиеничный, по ее словам, узел на затылке у Дженни. Но Дженни вновь и вновь вызывала в памяти образ, созданный Мириам вначале. «Весьма изящно». Ей все равно это нравилось.

Дарден будет в бешенстве. Но не Пит. Она улыбнулась. Пит должен это оценить. Ей не терпелось показаться ему. Ей не терпелось просто оказаться с ним рядом. Даже сейчас одно воспоминание о том, как он проводил ее до двери и отправил в город, наполняло ее все тем же теплом.

– Уверена, что тебя не надо подвезти? – спросил он.

Она кивнула. Она не хотела, чтобы люди спрашивали, кто он такой и почему он с ней. Она не хотела, чтобы они доложили обо всем Дардену, пока она сама не решила, что и как скажет ему.

– Мне нужно подумать. Я должна решить, что делать. Тогда он взял в ладони ее лицо – кажется, ему нравилось делать так, – оградив ее от всего, кроме себя.

– Как помочь тебе?

Она не должна была просить его ни о чем, но факты ее жизни затаились прямо за его ладонями, только и ожидая момента, чтобы вновь наброситься на нее. Поэтому она сказала:

– Не уезжай. Побудь еще немного. Будь здесь, когда я вернусь с работы.

Он поцеловал ее в губы, в нос, в глаза, которые она закрыла. Когда она не видела его и не отвлекалась на внешность, его голос казался еще глубже, еще звучнее.

– Я буду здесь. Возвращайся поскорее.

Дженни старалась работать быстро. Она носилась с подносами из кухни к фургону, потом от фургона к дому, где устраивали барбекю, и на задний двор, где были установлены жаровни. Она носилась от столика к столику вокруг бассейна, раскладывая салфетки и расставляя свечи. Она тащила напитки из кухни на дальний конец буфетной стойки, корзины с булочками и лоточки с приправами на ее середину, бумажные тарелки, салфетки и пластиковые приборы на конец, ближайший к жаровням.

– Не торопись, – сказала ей Мириам, но Дженни ничего не могла с собой поделать. Она стремилась сделать все быстрее, чтобы быстрее оказаться дома с Питом.

К несчастью, ее рукам не удавалось торопиться так же хорошо, как ногам. Ей пришлось заново раскладывать салфетки, потому что Мириам сказала, что они разложены как попало, подтирать с пола содержимое целой двухлитровой бутылки, которая выскользнула у нее из рук, возвращать на кухню целый поднос с ломтиками жареного картофеля, который свалился со стола, потому что она поставила его слишком близко к краю.

– Дженни, – прошипела ей на ухо Мириам, так как к этому моменту уже начали собираться гости, – расслабься. Куда ты так торопишься? Поспокойнее, пожалуйста.

После этого Дженни стала вести себя осмотрительнее. Она концентрировалась на каждом задании, которое давала ей Мириам, и все бы было хорошо, если бы хозяйка праздника не завалила ее множеством мелких поручений.

Дженни старалась изо всех сил, но, получая указания одновременно от Мириам и от хозяйки, никак не успевала выполнить их все, а пытаясь поспешить, опять начинала делать ошибки. Поэтому и этот день оказался для нее не лучшим. Но, в конце концов, и неудачный день еще можно было пережить. Даже если заказ окажется выполнен не идеально, какая разница, раз Мириам все равно закрывает дело?

Однако все эти мысли нисколько не помогли ей, когда после возвращения Мириам отозвала ее в сторонку и сказала:

– Послушай, Дженни, я хочу, чтобы ты отдохнула следующие несколько дней. Мне кажется, ты слишком рассеянная.

– Со мной все в порядке. Честное слово.

– Не волнуйся, я не собираюсь таким образом увольнять тебя раньше времени. Просто отдохни, пока Дарден не вернется и все не устроится. Тогда ты будешь чувствовать себя лучше.

– Но мне нужно работать, – не соглашалась Дженни, хватаясь за тряпку и начиная вытирать длинный металлический стол. – Он хочет, чтобы я работала. Он расстроится, если я не буду. Честное слово, я не обманываю. Будет лучше, если я буду работать.

Мириам поймала ее за руку и заставила остановиться.

– Только не для меня. Послушай. Все равно у меня только два заказа на эту неделю, и оба маленькие. Энн-Мари и Тайлер с ними справятся. Тебе нужно побыть с отцом или заняться поисками новой работы.

– Я все равно ее не найду.

– Найдешь. Я дам тебе превосходные рекомендации.

Дженни знала, что никакие рекомендации ей не помогут. Люди не хотели находиться с ней рядом. Неважно, из-за волос, веснушек или имени, но она не умела приспосабливаться, как другие люди. Она не могла поддерживать непринужденную беседу или непринужденно улыбаться, особенно с незнакомыми людьми, которым наверняка достаточно взглянуть на нее один раз, чтобы понять, кто она на самом деле такая.

Мириам была исключением. Но Мириам уезжала.

– Ты сможешь поработать на свадьбе Де Витта в следующую субботу. Идет?

Дженни кивнула. В сердцах пнув ногой стол, она повесила тряпку рядом с раковиной и вышла в быстро сгущающуюся темноту. Шагая к дому, она отказывалась, категорически отказывалась думать о том, что должно было произойти до следующей встречи с Мириам, но мысли все равно лезли в голову – и не просто лезли, а умножались и, наконец, навалились на нее с такой силой, что колени начали подгибаться. Не пройдя и квартала, она была вынуждена сесть прямо на обочине.

Дженни обхватила колени руками, легла на них щекой и прищурилась, превращая Мэйн-стрит в размытые пятна света и тени, которые могли быть Лондоном, Парижем или Вайомингом, на юге от Монтаны. Она подумала о Пите.

Она начала было вставать, но тут же села обратно. Она не могла решить, что лучше: сидеть здесь и представлять, что он ждет ее дома, или добраться туда и обнаружить, что он уехал. Он сказал, что останется, но тогда он просто еще не успел обдумать то, что она ему сказала. Теперь, узнав хотя бы часть правды, он, вероятно, уехал. И она не осуждала его за это. Она вся была плохой новостью, плохой новостью.