Битва за Клин - Василий Карасев

Парировать угрозу, возникшую на левом фланге армии, должны были 107‐я мотострелковая и 58‐я танковая дивизии. От последней требовалось оборонять участок Туркмен – урочище Саньковское, подчинив 107‐й дивизии один батальон 58‐го мотострелкового полка, который занимал оборону в 3 км восточнее Копылово, Еще один батальон этого полка должен был оборонять фронт от Вельмогово до юго-восточной окраины Решетниково. Третий батальон и роту танков командующий армией оставил у себя в резерве. Эта часть расположилась в лесу юго-восточнее Спас-Заулок. В крайнем случае при внезапном выходе врага к этому населенному пункту командиру дивизии разрешалось использовать эти силы самостоятельно. 107‐й мотострелковой дивизии с 25‐й танковой бригадой и батальоном 58‐го полка предписывалось оборонять рубеж Туркмен – Копылово[384].

К моменту отдачи приказа 25‐я танковая бригада уже выбыла из игры на этом направлении, поскольку, выходя из окружения в районе Воздвиженское, отступала не на Спас-Заулок, а к Клину. В то же время противник проявил неожиданную прыть, начав наступление ночью. Итогом стало то, что «в 8.00 20.11.41 г. до 60 танков пр‐ка с мотопехотой и мотоциклистами прорвали фронт 107 МСД в р-не Копылово, врезались в оборону МСП Решетниково и взяли последний. В дальнейшем пр-к к 11.00 20.11.41 г. – танки и пехота появились в Спас-Заулок. Весь день 20.11.41 г. части 58 ТД вели бой с прорвавшимися частями пр‐ка в р-не Решетниково и частично Спас-Заулок»[385].

Такова хронология событий в изложении начальника штаба 58‐й танковой дивизии. Время захвата Спас-Заулка не сильно отличается от того, которое указывает противник, но о том, как он там оказался, наши командиры не имели четкого понимания. Как видим, в штабе танковой дивизии считали, что он прорвался со стороны Копылово. Однако это было не так.

Упомянутые выше танки принадлежали танковому полку 7‐й танковой дивизии вермахта. Уже в начале суток он выдвинулся из Семчино, повернул на северо-восток и по лесной дороге двинулся к железной дороге, которой и достиг в 3.30, выйдя на нее южнее Решетниково. На своем пути он должен был бы натолкнуться на части 58‐й танковой дивизии, которая согласно приказанию штаба 30‐й армии, должна была отвечать за этот участок. Но при сопоставлении времени отдачи приказа на занятие данной позиции и графика движения немцев становится понятно, что наша дивизия получила распоряжение с запозданием и вряд ли даже успела приступить к его выполнению.

Далее немецкие танки атаковали Решетниково. Основное препятствие составили инженерные заграждения, болота и мины. Собственно станцию обороняли «более слабые силы кавалерии», с которыми противник легко справился. Мотострелкового батальона 58‐й танковой дивизии там не оказалось. В 7.05 станция была захвачена.

«При следующем ударе полк наталкивается в 8.00 в западной части Спас-Заулка на более сильную оборону врага, который оказывает упорное сопротивление, вводя в бой танки»[386].

Немцы вышли в тылы наших войск, и сопротивление им оказывали случайно оказавшиеся здесь немногочисленные боевые подразделения. Их сопротивление было недолгим, но дало возможность избежать назревавшей трагедии. За очень короткое время усилиями военврача Г. Ф. Кузнецова «20 ноября 1941 г. в селении Спас-Заулок, в тяжелых условиях эвакуированы 400 человек, и при выходе из боя наших частей не оставлен на занятой территорий ни один раненый» [387].

В 10.00 немцы захватили населенный пункт и заняли в нем круговую оборону. Только взяв село, командование немецкой дивизии сделало поразительное открытие. Оказалось, что село, к которому они стремились почти неделю, в действительности называется Спас-Заулок, а Жуково – маленькая деревня чуть восточнее[388]. Впрочем, эта ошибка никак не сказалась на ходе и исходе боевых действий: по достижении указанного пункта 7‐я танковая дивизия практически выполнила задачу, поставленную в приказе от 15 ноября…

Возможно, немецкий прорыв послужил одной из причин, которые привели командира 58‐й танковой дивизии Котлярова к роковому решению: покончить жизнь самоубийством. Но представляется, что больше его угнетало то, как на глазах дивизия утрачивает свою боеспособность, в частности, из‐за раздачи танков соседним частям. Надо сказать, что случаи самоубийства не были редким явлением в той напряженной обстановке и имели место среди людей, занимавших самые разные должности. В списке персональных потерь 58‐й танковой дивизии за период с 16 по 27 ноября можно найти еще двоих, которые поступили аналогичным образом: сержанта и техника-интенданта. Но груз ответственности давил на командира дивизии, конечно, гораздо больше.

Г. П. Артемьев видел Котлярова незадолго до его гибели: «Подъехал командир дивизии. Я доложил, что занял оборону согласно приказу. Котляров слушал молча. Глядел куда‐то поверх моего плеча. Кажется, недавно его видел, но как он изменился! Лицо осунулось, пожелтело, тени под глазами и морщины прорезались глубже»[389]. Похоже, сам Артемьев так никогда и не узнал о действительных обстоятельствах гибели комдива. В те дни он слышал только официальную версию: «Вы знаете, что убит командир дивизии?… Час назад, на командном пункте. Снарядом…»[390].

Решение Котлярова не встретило никакого понимания со стороны более высоких начальников:

«58‐я танковая дивизия, прибывшая с Дальнего Востока, из‐за преступного руководства разбита, ее остатки сосредоточены в Воронино. 20 ноября командир 58‐й танковой дивизии генерал Котляров застрелился, оставив записку: «Общая дезорганизация и потеря управления. Виноваты высшие штабы. Не хочу нести ответственность за общий бардак. Отходите на Ямуга за противотанковые препятствия, спасайте Москву». После подписи этот капитулянт добавил: «Впереди без перспектив». Лучше выглядит 8‐я танковая бригада. Но она сейчас имеет 2 КВ, 3 Т-34, 8 Т-40. 107‐я мотострелковая дивизия имеет 114 бойцов на фронте, а в тылу 51 экипаж без танков. Мехлис»[391].