Мертвые пианисты - Екатерина Ру

— Конечно, не первая! — шелково улыбнулась мама и потрепала Надю по плечу. — Заходи ко мне, Надюш. Расскажешь, как живешь. А то что-то совсем меня забыла, не звонишь в последнее время, не заходишь.

Мама явно хотела добавить что-то еще. Но, видимо, заметила приближающуюся бабушку. И стала поспешно удаляться, уводя чешуйчатую под локоть.

Надя очень удивилась приглашению. Мама никогда раньше не звала ее «зайти». И Надя не заходила. Не только в последнее время, а вообще никогда. Сама мама навещала Надю и бабушку с каждым годом все реже. В последний раз была у них семь месяцев и шесть дней назад. Но, возможно, теперь все изменится. Теперь мама будет заходить чаще и приглашать Надю к себе. Хотя, конечно, странно. С чего бы? А еще странным показалось то, что мама сказала «заходи ко мне», а не к нам. Значит, дяди Игоря и братьев дома больше не было.

— Что тебе мать наговорила? — металлически строго сказала подошедшая бабушка. Вместо привычных поздравлений.

— Ничего не наговорила… звала меня в гости. Можно?

Бабушка ничего не ответила. Сердито поджав губы, взяла Надю за руку и повела к лестнице.

— Можно? — робко повторила Надя уже на темно-серых мраморных ступеньках ДК.

— Если хочешь меня довести, иди, пожалуйста.

С тех пор Надя больше не просила отпустить ее в гости к маме. А та вообще перестала приходить в гости к Наде и бабушке.

Папа, кстати, не заходил тоже. Но он не заходил и раньше. Надя ничего о нем не знала. Просто надеялась, что у него все хорошо и что он все-таки смог добиться успеха со своими скульптурами. Без помощи Яниного отца.

Тем временем конкурсы в угоду бабушке продолжались. Причем уже не только юношеские. А самые что ни на есть взрослые и серьезные — по крайней мере так говорили. Как только Наде исполнилось шестнадцать, Юлия Валентиновна записала на видео ее исполнение «Октября» из «Времен года». И отправила на Международный конкурс имени Чайковского. На отборочный тур.

И вот теперь выясняется, что Надя видеоотбор прошла.

— Надюша, ты слышишь? Ты хоть понимаешь, что это значит? — радостно кричат наперебой бабушка и Юлия Валентиновна. — Ты представляешь, какого уровня музыканты выступают на этом конкурсе? Представляешь, какие перспективы тебе откроются?

Надя не очень представляет. То есть не представляет совсем. Но раз бабушка и Юлия Валентиновна так бурно радуются, значит, перспективы должны быть хорошими. Хотя Надю перспективы не особо интересуют.

После того как Надю допустили на предварительные слушания, в школу даже приезжало местное телевидение. Правда, взять интервью у «юного дарования» не получилось, потому что Надя убежала от телевизионщиков. Спряталась в туалете второго этажа. И пока полшколы бегало по коридорам и классам в поисках пропавшей звезды, звезда сидела на липком полу, прислонившись лопатками к сырой шершавой стене. Согнув ноги и поставив горячие вспотевшие ступни на стыки плиточных квадратиков. Прямо так, без балеток. Надя слушала ржавый больной кран, не перестающий истекать прозрачной кровью даже в закрытом состоянии. Представляла Риту Губанову, моющую руки под таким же краном. Вот Рита уже отряхивает кисти — бумажных полотенец в ее школе тоже нет, как и в Надиной. К этому все давно привыкли. Глядя в зеркало, Рита поправляет чуть сбившийся пучок каштановых волос. Проводит напудренной кисточкой по лицу. Необходимости в этом нет — ее лицо сегодня и так свежее и отдохнувшее. Вот Рита убирает кисточку и приятным, вкусным щелчком закрывает сумку. Нужно еще зайти к биологичке, спросить про реферат. И поговорить с Виталиком насчет субботы. Перекинув сумку через плечо, Рита уходит.

Предварительные прослушивания в Москве не слишком сильно отличались от всех предыдущих Надиных выступлений. Как и первый тур, к которому Надю допустили.

— Прошла! — кричала бабушка кому-то в трубку. — Да-да, прошла, уже точно!

Вместе с Надей, как выяснилось, в первый тур прошли еще двадцать девять пианистов со всего мира. Все они были старше Нади, некоторые совсем взрослые. Наверное, в этом и заключалась основная особенность.

В остальном же все было привычно. Ну разве что зал гораздо больше, чем те, в которых ей приходилось выступать раньше.

— Ну так это же Большой зал Консерватории! — разводила руками Юлия Валентиновна.

В первом туре Надя играла Баха — фантазию и фугу до минор (ХТК II), Сонату си-бемоль мажор Клементи, «Октябрь» Чайковского и Виртуозный этюд № 4 Листа. Заигравшись, где-то на середине «Октября» чуть не забыла про конкурс, про зрителей, про жюри. Начала представлять вечереющий октябрьский парк. В глубине Надиного сознания уже чернели скелеты кустов, выворачивая сухие безлистные руки; сонно жались друг к другу облетающие деревья. Запахло кленовыми листьями, догорающим костром, горьковатой пасмурностью. И по дорожкам парка пошли Виталик Щукин и Рита Губанова. Куда-то прочь от школы.

Доиграв «Октябрь» до конца, Надя чуть было не начала его заново. Хотелось продолжить прогулку Виталика и Риты. Узнать, куда же они направляются. Но Надин взгляд успел скользнуть по первому зрительскому ряду и обнаружить несколько непроницаемых лиц членов жюри. Большой зал Консерватории никуда не делся. Надино сознание тут же встрепенулось, выплыло из осеннего спелого воздуха и окунулось в Листа.

На объявлениях результатов первого тура лица жюри немного раскрылись, потеряли равнодушную плотность. Сначала коренастый мужчина средних лет произнес на английском небольшую речь. А стоящая рядом с ним высокая женщина в бирюзовом платье перевела эту речь на русский. Надя почти не слушала. Поняла только то, что «выбор был не из простых». Потом английский мужчина начал объявлять фамилии прошедших во второй тур. Те, кого называли, должны были вставать и кланяться всплеску аплодисментов. Надя не сразу узнала собственные имя и фамилию. Они прокатились по залу в плотной оболочке английского акцента. И только когда все — все стоящие на сцене члены жюри с выжидающей улыбкой посмотрели на Надю, произнесенные только что имя и фамилия освободились в ее голове от акцентной оболочки и написались четкими латинскими буквами: Nadezhda Zavialova. Прямо как на зеленой обложке тетради по английскому. Надя поспешно встала, уронив на пол сумку с телефоном и с термосом, в котором плескался бабушкин компот из сухофруктов. Стала порывисто кланяться, гадая, разлился ли компот или нет. Ведь если разлился — телефону конец. И бабушка очень расстроится. Надя кланялась секунд пятнадцать — почти механически, безотчетно. И все это время аплодисменты не затихали, а жюри улыбалось со сцены мягкими, дружелюбными улыбками.

Компот не разлился.

Во втором туре Надя исполнила Сонату № 1 фа минор Прокофьева, прелюдии и фуги Шостаковича и Сонату для фортепиано Стравинского. Играть было очень неудобно, потому что перед выступлением Надя не смогла как следует отрегулировать высоту банкетки. Опустить ее под свой рост после низкого китайца. То ли механизм заупрямился, то ли Надины руки, настроенные на Прокофьева, не справились с простейшим механизмом. Скорее всего, второе. Недаром мама говорила, что с руками у Нади всегда были нелады. Ведь она даже снежинку не могла ровно вырезать в детском саду. Только клавиши оживляли закаменелые Надины руки. А за пределами клавиш все было очень печально.