Нематериальное наследие. Карьера одного пьемонтского экзорциста XVII века - Джованни Леви

никто из семьи Кастанья не общался с ней. Нотариальные акты, вопреки своей обычной сдержанности, сообщают о симптомах ее страданий. В 16 часов 30 марта 1700 г. Анджела Мария отправляется к нотариусу Боргарелло из Камбьяно; именно он составлял договор о сделке, заключенной ее отцом с ее мужем. Однако она не собирается принять эту сделку — напротив: в акте, носящем необычное название «протест», она заявляет, что отказывается подписать договор «как чересчур несправедливый» в ее отношении, и что если бы она его подписала, то сделала бы это «только в знак уважения к отцу и чтобы не навлекать на себя его дальнейший гнев, потому что после заключения брака… у нее не было больше счастливой возможности говорить с названным Синьором ее Отцом и тем более быть принятой в его доме или получать от него другие проявления отцовского расположения»[153]. Нотариус зарегистрировал эти заявления; наконец, Анджела согласилась все подписать «с оговоркой, что вынуждена с этим смириться». Размолвка, видимо, продолжилась: через четыре часа, в 20.00, она возвращается к нотариусу и составляет второй «протест», в котором говорится, что она «никогда не соглашалась и никогда не согласится с представленным ей сегодня документом»[154]. У нас нет никаких других сведений о дальнейшем ходе этой истории, но она является важным свидетельством трудностей, с которыми сталкивалась старательно выстроенная стратегия, реконструированная здесь в общих чертах.

4. Впрочем, вся повседневная жизнь Сантены изобиловала конфликтами, в том числе и во взаимоотношениях нотаблей. Вот еще один пример, в котором фигурируют Тезио из ядра Джованни Баттисты. В центральной группе семьи он находится в тени: он моложе своих братьев, живет дольше их и принимает мало участия в их деятельности, хотя вносит свой вклад в приданое дочерей Карло Томмазо, своих племянниц, выступая в качестве полноправного члена единой группы. Однако он довольно редко появляется в нотариальных договорах покупки, даже в тех, где братья действуют от его имени или в его пользу. Как бы то ни было, он является владельцем значительной собственности и непосредственно управляет землями братьев вместе со своим старшим сыном Джованни Антонио. У Джованни Баттисты больше скота, чем у других братьев, в частности в 1690 г. он декларирует наличие пары быков[155], используемых, вероятно, для обработки земли брата-священника и для перевозки зерна. Торговля зерном была для семьи важным видом деятельности и предметом трений между торговцами, производителями и перевозчиками применительно к таким площадкам, как Турин и Асти, а также — возможно, менее значимого с этой точки зрения — Кьери.

8 июня 1698 г. сын Джованни Баттисты Джованни Антонио встретил Джован Доменико Мельоре «на полпути в Пойрино из Асти»; они скупали зерно у мелких производителей из Сантены для перепродажи и были конкурентами. Джованни Антонио воспользовался ситуацией, чтобы задеть Мельоре, «говоря ему, что не боится никого в Сантене из тех, кто торгует зерном». Однако Джован Доменико не хотел ввязываться в ссору: семья Тезио была гораздо многочисленнее и влиятельнее, чем его собственная. У него уже были нелады с законом из‐за того, что он чинил препоны овчарам, которые направлялись в хозяйства феодалов[156], и у тех овчаров имелись прочные сословные связи с Тезио. Поэтому он пытается избежать конфликта: «он возразил, что тот может оставить себе, кого хочет», но ответ Тезио был отрицательным. Так они, «распалившись друг против друга», подрались и взялись за ножи. Джованни Антонио «ударил названного Джован Доменико ножом в живот, отчего тот через два дня переселился в лучший мир». Как видим, даже самые прочные и устойчивые, на первый взгляд, отношения могли быть подвержены разрушению вследствие насилия или конфликта, но сословная солидарность сохранялась и, более того, помогала погасить страсти, если не удавалось их избежать. Джованни Антонио скрылся, а Мельоре «из‐за этой смерти должны были затаить ненависть и обиду против помянутых Тезио», но вся корпорация нотаблей приложила усилия для восстановления мира. Общие друзья (их было трое, и мы могли бы, пожалуй, угадать их имена, которые ни в одном документе не названы) уговаривают их «ради чистой любви к Богу отринуть гнев и дурные помыслы и вести себя как истинные христиане».

Таким образом, было нелегко поддерживать не только внутреннее равновесие в семье, но и более хрупкий баланс сил в рамках группы нотаблей. В данном случае вмешательство общих друзей для восстановления мира является своего рода сословным трибуналом, замещавшим отеческую заботу феодала, водворявшего мир между издольщиками, о чем говорилось во второй главе.

1 октября мировое соглашение было подписано: Тезио и Мельоре заключили «друг друга в объятия в знак подлинного примирения, пообещав предать все забвению и жить, как прежде, в доброй дружбе, с молитвой к Господу Богу о вечном мире». По обычаю нарушенное убийством равновесие восстанавливается с помощью символического условия (в данном частном соглашении юрисдикция центральных и местных властей оказывается обойдена): Анна Мария, вдова Джован Доменико Мельоре, требует, чтобы «названный Джованни Антонио не появлялся в городке Сантене в течение одного года, начиная со дня преступления»[157].

5. Как уже было сказано, семейная стратегия нотаблей следует многим принципам, на которых строилась модель, описанная нами применительно к другим социальным группам. Однако есть некоторые существенные различия с издольщиками, которые сближают их в некоторых отношениях с семьями знати:

а) больший профессиональный разброс и характер практикуемых занятий делают менее устойчивыми и систематичными сравнительно с феодальными семьями клиентские связи, хотя они имеют место;

б) расхождения внутри семейной группы в целом, при существенном единстве намерений, более выражены, о чем явно свидетельствуют различия в размерах приданого и более вспомогательный характер брачных союзов. Смысл различия с издольщиками образно передает фигура клина, заменяющая здесь сплоченный блок;

в) желание самостоятельно выступать на местной политической сцене независимо от феодальных властей, как представляется, почти автоматически вытекает из принципиально двусмысленного положения данной группы в сообществе, где для нее не находится достаточного места в силу преобладания в нем крестьян и синьоров.

Таким образом, нет нужды рассказывать о жизни других семей, о которых время от времени упоминалось выше: наряду с Тезио, к этому сословию принадлежали Кастанья, Раццетто, Негро, Романо, Тоско, Саротто, Мельоре Торетта.

Размеры собственности, дом на площади напротив церкви, обожженный кирпич и черепица, используемые в том числе и для постройки конюшен и сеновалов, возможно, и манера одеваться — вот их социальные отличия от семейств самых бедных крестьян, которым не удается разнообразить свою деятельность и вырваться из зависимости от ненадежных и меняющихся из года в год циклов сбора урожая и чьи дома часто сооружены из глины