Нематериальное наследие. Карьера одного пьемонтского экзорциста XVII века - Джованни Леви
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роль Джованни Амедео демонстрирует не только его активное участие в семейных приобретениях; он также выступает постоянным проводником политики поддержки и перераспределения: дарит земли братьям, кузенам, племянникам. Высшей точки эта деятельность достигает в 1680 г. при переходе в совокупности 27,50 джорнаты от его брата-хирурга в обмен на 3000 лир в результате фиктивной сделки, поскольку эти земли должны вернуться к хирургу в качестве наследства. Впрочем, священник и его брат-хирург составляют тандем, который является душой всего комплекса социально-экономических связей семьи, ведь и Джованни Антонио активно действует на земельном рынке сообщества: двадцать один контракт на приобретение 32,89,9 джорнаты (на 3444,13,7 лиры) и на продажу 18,78,7 джорнаты (низшего качества, так как за них выручено всего 330 лир).
Семейный куст переживает трудные времена в годы кризиса, пришедшегося на последнее десятилетие века: между 1691 и 1694 гг. один за другим умирают Карло Томмазо, священник Джованни Амедео и хирург Джованни Антонио, что сопровождается сложной перегруппировкой имущества и профессий. Сын Карло Томмазо стал священником, получив наследство от дяди Джованни Амедео, который в 1680 г. согласился с его вступлением в духовный сан и оставил ему восемь джорнат земли. Старший сын Джованни Антонио, Джованни Бартоломео, сделался аптекарем, а второй сын вместе с братьями занялся торговлей и земледелием. Все земельные участки формально перешли к священнику Карло Франческо как от его отца, так и от дяди, духовного лица; движимое имущество — к аптекарю, который завещал его детям. Таким образом сформировался новый блок аптекарь — священник — коммерсант, в 1698 г. подкрепленный дарением со стороны священника большей части его земельных владений двоюродным братьям.
Трудно проследить за всеми переплетениями судеб, профессий, одинаковых имен, но можно подвести формальные итоги, намечающие стратегические линии этой семьи:
а) Из поколения в поколение передаются четыре профессии (торговец зерном, врач, аптекарь или хирург, священник, крестьянин): в случае необходимости решается проблема их передачи от одного поколения к другому, причем не столько от отца к сыну, сколько по диагонали от дяди к племяннику.
б) В каждом поколении владение землей концентрируется в руках двух лиц: главным из них является священник, у которого нет прямых наследников и есть налоговые послабления. Имущество очень свободно циркулирует внутри семьи; тому, кто именно обрабатывает землю и как это отражается в кадастре, не придается большого значения.
в) Собственность относительно сильнее сконцентрирована по сравнению с количеством ядер, составляющих семейный куст, поскольку они более мобильны и подвержены распаду и исчезновению, угрожающим общей солидарности группы.
г) В основе явной эндогамии внутри этой семьи и других семей нотаблей лежит та же привязка к роду занятий: врачи (или аптекари и хирурги), собственники, священники, торговцы зерном.
3. Преобладание куста над составляющими его ядрами и ядер над отдельными индивидами ведет к очевидному разнообразию личных жизненных путей: не всегда возможно обеспечить высокий экономический статус каждого, и поэтому исключение некоторых сородичей из куста становится неотъемлемой частью стратегии. Больше, чем где бы то ни было, масштаб столь дифференцированной политики виден на примере заключения браков: сложности с выдачей замуж девиц, которая приносила бы пользу семье, ведут к определенным формам исключения, не столько в виде пострижения в монахини — дела дорогостоящего и скорее являющегося уделом девиц с родословной, обреченных на бесплодие, — сколько через браки с лицами низшего статуса, но не наносящие ущерба престижу куста в целом. В случае с Тезио характерен пример двух сестер преподобного Карло Франческо, унаследовавшего престиж, лидерство и формальное владение семейной землей от дяди, священника Джованни Амедео. Они представляют ветвь, уничтоженную церковной карьерой единственного наследника мужского пола. Элеонора Маргерита и Анна вышли замуж за испольщиков, не принадлежащих к числу местных жителей (Аватанео из Вилластеллоне и Вилла из Андедзено), и получили очень небольшое сравнительно с их сословным происхождением и с приданым их кузин приданое, вполне соответствующее уровню семей арендаторов: немногим менее 200 лир, в том числе свадебные подарки, долю материнского наследства и законную часть, что исключало их из всех прочих наследственных прав. Как следствие, им не находится места в дальнейшей истории семьи: подписанный ими акт о получении приданого включал отдельный пункт об отказе от дальнейших претензий на фамильное имущество, и их согласие, по-видимому, придавало этому акту характер добровольности, обусловленной политикой престижа, которой так и не удалось оставить их в семействе.
Мы не знаем, каково было их отношение к описанным событиям, но можно себе представить, что отсутствие документов, свидетельствующих об их разочаровании, не говорит о безболезненном принятии коллективной стратегии. Впрочем, некоторые, хотя и редкие, указания на личную реакцию сохранились, и в случае с семейством Тезио они относятся как раз к заключению брака, причем более престижного и внешне не столь дискриминационного. Как и в истории Марии Скалеро Доменино, речь идет об одном из немногих документов, действующим лицом в котором оказывается женщина, в том случае добившаяся своей цели, а в данном — проигравшая. Мы можем судить о роли женщин, о женской солидарности, о прямом и косвенном влиянии, оказываемом на мужей и детей, только по фрагментам, которые можно истолковать как аллюзии на нечто трудно поддающееся описанию и оценке, по крайней мере на уровне одного сообщества. Джованни Бартоломео женится на Анджеле Марии Кастанье в 1700 г. — это еще один брак между родственниками[152], возобновляющий глубокую связь семей, о которой уже говорилось выше. Размер приданого оказался довольно большим (850 лир), но он не имел никакого отношения к богатству двух союзных групп. Анджела Мария — довольно напористая женщина. Нам не известно, что она думала о своем муже, блестящем аптекаре, и о своем браке, но приданое она посчитала недостаточным и открыто объявила об этом, не согласившись подписать отказ от имущества, которое причиталось бы ей при более справедливом дележе. Это привело к трениям, враждебности, угрозам; на женщину оказывалось всевозможное давление — прежде всего, ее больше не принимали в отцовском доме, и