Один-единственный - Барбара Бреттон

— Ах, — сладко вздохнула Пэт. — Это как наше «Орео»[3] с холодным молоком! Вот лучшее на свете лакомство.

— «Орео»? — спросила Изабель. — Это что, конфеты?

— Она не пробовала «Орео»! — Кэтрин так и подскочила со своего места. — Ма, у тебя наверняка осталось немножко!

— Разве на такую ораву напасешься? — Конни подняла глаза к потолку, очевидно, что-то припоминая. — Впрочем, посмотри в кладовке. Вторая полка сверху, с правой стороны.

«Орео», «Фиг ньютонс»[4] и пшеничные крекеры очень понравились принцессе. Гораздо меньшее впечатление произвели на нее сырные шарики и шоколадное печенье. На последнее место она поставила «Туинкиз»[5].

— Нет, это уже совсем не то, — сказала она, пробуя «Туинкиз». — Однако я боюсь, что для обеда у меня не осталось места.

Ее услышал Мэтти, заглянувший в этот момент на кухню в поисках очков.

— Надо просто пройтись по пляжу, — заявил он тоном, не терпящим возражений, и окинул взглядом принцессу. — Только в таких туфельках вам будет неудобно.

— У меня наверху несколько пар кроссовок, — сказала Кэтрин. — Кажется, у нас одинаковый размер.

— И дай ей заодно куртку, — велел отец. — Ветерок на берегу неслабый.

Пять минут спустя Изабель шагала рядом с Мэтти Бронсоном по лужайке, расположенной за домом. Дэниел, игравший в футбол с братьями и зятьями, хотел присоединиться к ним — отец помахал ему рукой. Дэниел внимательно посмотрел на принцессу, но Изабель молча улыбнулась и жестом дала понять, что ему лучше продолжать игру. Что-то в старшем Бронсоне показалось ей очень знакомым, хотя она впервые увидела его совсем недавно. В нем были надежность, основательность и сила — качества, так привлекавшие Изабеллу в его сыне. По крутой деревянной лестнице она вслед за Мэтти спустилась на пляж.

— Несколько лет назад над побережьем пронесся ураган, и тут многое было разрушено, — сказал старший Бронсон, когда они ступили на песок. — Множество строений смыло в море. — Он указал на один из восстановленных домов — его предусмотрительно подняли на сваи. — Там, где он теперь стоит, матушка-природа продемонстрировала всю свою мощь, снова доказав, что человеку, даже с его самыми хитроумными изобретениями, с нею не совладать.

«Как это по-американски! — подумала Изабель. — Они так свято верят в счастливое будущее, что даже неукротимые природные стихии не в силах лишить их оптимизма». Все это так не походило на каменные замки и кирпичные дома, в которых она воспитывалась. У нее на родине люди строили так, чтобы их жилье устояло не только перед разбушевавшейся стихией, но и перед человеком — гораздо более страшной угрозой.

Шагая бок о бок по пляжу, они непринужденно беседовали. Мэтти рассказал ей о маяке в дальнем конце острова.

— Ну вот… Полагаю, двести лет в вашем представлении — совсем не история, — закончил он, усмехнувшись. — Но для Америки это почти древность.

— Школа, в которой я училась, была построена при королеве Елизавете. — Изабель сделала паузу и рассмеялась. — Елизавете Первой, конечно.

— Но и ваш родовой замок — тоже сплошная история. Жаль, что я так и не приехал в Перро на трехсотлетие. Хоть бы напоследок повидал Бертрана.

Изабель повернулась к морю. Она смотрела на рыбачью лодку, боровшуюся с волнами. Мэтти обнял ее за плечи.

— Простите, Изабель. Я не хотел напоминать о грустном.

— Вам не за что извиняться, — ответила принцесса, глядя ему в глаза. — Я знаю, как высоко ценил вас мой отец. Теперь я понимаю почему.

— А вот я никогда не понимал одного. Что нашел Бертран в этом Оноре Малро?

Изабель невольно вздрогнула.

— Оноре — чудесный человек, Мэтти. Он был очень добр к моей семье.

— Единственная семья, к которой Малро может быть добр, — это его собственная, — сказал Бронсон. — Этот сукин сын оставил за собой по всей Европе столько следов, что вы бы не поверили, если бы вам рассказали.

— Я кое-что об этом слышала, — призналась Изабель. — Но Оноре, которого я знаю, — он совсем другой.

— Что ж, я рад, что вас это никак не коснулось, — сказал Мэтти. — Лучше уж с легким сердцем начинать все с нуля.

Изабель улыбнулась:

— Начинать с нуля, как вы выразились, — это очень страшно.

— Только не для вас, — улыбнулся Мэтти, почти совсем как Дэниел. — Мне кажется, на этом берегу Атлантики у вас все получится наилучшим образом.

Они присели на перевернутую шлюпку почти у самой воды. Изабель подтянула коленки к подбородку и обхватила их руками.

— Вы скучаете по дому? — спросил Мэтти, застегивая молнию на своей куртке до самого подбородка.

Изабель немного подумала.

— Не очень. Если честно, я не так уж часто бывала там.

— Вы с сестрой воспитывались в пансионе? Изабель покачала головой.

— Нет, только я, — тихо ответила она. — Джулиану учили дома.

— Нет ничего удивительного в том, что у вас ностальгия. Дэнни вообще чуть не заболел, когда ему пришлось уехать в колледж. Он звонил домой так часто, что я даже пригрозил установить в его комнате таксофон.

— Но вы же отвечали на его звонки? Мэтти искренне удивился:

— Разумеется. Он ведь мой сын. Кровь и плоть моя. Разве можно было отвернуться?

— Но иногда такое все же случается.

— Я понимаю, о чем вы говорите, — сказал Мэтти неожиданно ласковым голосом. — Но это ведь не навсегда. Вы с сестрой обязательно помиритесь. Узы крови сильнее всего на свете.

— Я никогда не вернусь туда, — заявила Изабель и даже сама поразилась резкости своего тона. — Меня больше не интересует их жизнь.

— Понимаю, сейчас вам все видится именно так. Но все обязательно изменится. Дом — это такое место, мимо которого невозможно пройти.

— Но это не мой дом, Мэтти, и я думаю, он никогда не был моим домом.

Старик похлопал ее по плечу, и они еще немного посидели молча, они смотрели на солнечные блики на волнах и на чаек, нырявших в поисках пищи в пенные гребни. «Интересно, каково это — чувствовать себя членом такой семьи, как семья Мэтти Бронсона? — думала Изабель. — Всегда знать, что тебя любят, несмотря ни на что, знать, что дома ждут тебя, где бы ты ни скитался?»

В течение этого дня дом наполнялся все новыми и новыми людьми. Приезжали родные и друзья, и народу стало так много, что Изабель казалось: в конце концов они не поместятся там и выплеснутся на террасу или на пляж. Она помогала накрывать гигантский стол в столовой, а также три дополнительных стола в прилегающей комнате и в кухне. Очевидно, обычай сажать детей отдельно зародился как раз в Америке. Переселение подросшего члена семьи за один из взрослых столов было чем-то вроде первого причастия. Как раз сегодня один из племянников Дэниела, красивый молодой человек по имени Тони, впервые сел вместе со взрослыми. Он не преминул лишний раз покрасоваться этим перед своими родными и двоюродными сестрами и братьями.