Великий государь - Александр Антонов

— Да хранит тебя Господь Бог, дочь моя.

Загремел вновь засов двери. Филарет позвал к столу князя Василия:

— Иди, брат, возблагодарим Всевышнего за то, что пробудил милосердие в душах тех, кто прислал нам пищу.

Прошло несколько дней тягостного заточения. Узников содержали строго и ни разу за прошедшие дни не вывели на свет Божий. С наступлением зимы в сыром каменном полуподвале с каждым днём становилось всё холоднее. И хотя по утрам в каземат приносили по две охапки дров, тепло в нём держалось недолго. Князь Голицын переносил холод и сырость очень тяжело, страдал от них и как не берёгся, простудился и страдал грудью, постоянно кашлял. По ночам он часто молился и просил Бога, чтобы тот прервал его дни страдания и жизни. Иногда Филарет слышал, как князь шептал: «Господи Боже милостивый, избавь меня от непосильных тягот бытия».

Митрополит как мог, пытался помочь одолеть князю муки заточения. Он отдал князю Василию свой кафтан из веретья, сам остался в лёгкой свитке. Ночью они ложились рядом, и Филарет согревал слабеющего Василия теплом своего тела. Когда в каземате появлялись стражи, он просил их проявить христианское милосердие и перевести князя Василия в сухое и тёплое помещение. Но поляки не внимали просьбе русского пленника.

Филарет и Василий потеряли счёт дням. Митрополит всё ещё прилагал силы, чтобы облегчить страдания князя. Но князь смирился со своей участью и день за днём угасал. Филарету же говорил:

— Друг мой любезный, владыко, пекись о себе. Тебя хватит вынести муки. Придёшь в мир и поведаешь, кто есть наши коварные враги, ляхи. — Каждое слово давалось князю с трудом, кашель душил его, но ему хотелось выплеснуть всё, что накопилось в душе за дни мальборгского заточения. — Скажи россиянам, что ляхи есть нелюди, отродья сатаны и дьявола. Мы держим их пленников в Ярославле в довольстве и здравии, они же терзают нас хуже зверей. Господи, покарай их громом небесным! — восклицал князь и надолго, на дни, на недели умолкал.

— Ты сам всё расскажешь россиянам, а я помолюсь за тебя, — отвечал Филарет и вставал на молитву. К несчастью, пленников всё больше донимали холода. Едва им приносили воду в деревянном жбане, как она замерзала. Дров с каждым днём стражи выдавали всё меньше. А морозы справляли рождественское и крещенское торжества всё веселее.

Но вот однажды, лишь только зима повернула на лето и холода пошли на убыль, в замке появился богослов-философ Пётр Скарга. Он приехал в тёплой карете, его сопровождали слуги и воины. В замке началась суета, лаяли собаки, ржали лошади, доносился в полуподвал глухой говор.

Петра Скаргу, худого, желчного, с хищным носом иезуита, встречал хранитель замка пан Гонта. Он с поклоном распахнул перед богословом двери своего флигеля, усадил к камину в гостиной.

— Святой отец, какая нужда заставила вас приехать в такую стужу? — спросил пан Гонта.

— Именем короля Сигизмунда велено мне наезжать сюда часто, — ответил с достоинством королевский посланец. — Потому приготовь мне в замке тёплые комнаты. Да поближе к узникам.

— Будет исполнено, святой отец, — ответил Гонта почтительно.

И вскоре над казематом, где сидели русские пленники, сыновья и невестки пана Гонты приводили в порядок покои для богослова.

Всё это движение в замке митрополит Филарет слышал, но не понимал его значения. Несколько дней в каземате появлялась только молчаливая, словно немая, Грета. Она приносила пищу, дрова и уходила, не проронив ни слова, не отвечая на вопросы. Филарет несколько раз пытался с ней заговорить, но женщина каждый раз обжигала его мрачным взглядом чёрных глаз, что-то буркала недоброе и уходила.

Пётр Скарга не торопился встретиться с Филаретом. Он никогда и ни в чём не проявлял поспешности и даже королевское повеление не спешил исполнять. К тому же не был уверен, что выполнит королевскую волю и добьётся успеха. Только через неделю богослов решил навестить узников, дабы приступить к тому, ради чего был прислан в Мальборгский замок. Он спустился в подвал в сопровождении пана Гонты и стражника. Благословив узников по-польски и осенив их крестом, Пётр Скарга бегло осмотрел каземат, бросил взгляд на лежащего на топчане князя Голицына и вонзил свой взгляд в Филарета, словно надумал приковать его этим к стене. Богослов явно не хотел вступать в разговор, но долго не спускал с лица россиянина своих острых глаз-маслин. Он пытался разгадать этого священнослужителя, но наткнулся на суровый взгляд Филарета и не выдержал поединка. В эти несколько мгновений митрополит понял, что богослов приехал в замок с чем-то важным, касающимся только его, Филарета. Он помнил его присутствие в свите короля под Смоленском. Однако, не пытаясь выяснить, зачем прибыл богослов, Филарет сказал по-польски:

— Ежели ты, святой отец, явился повелением короля Сигизмунда, то прежде всего прояви милость к больному князю.

— Что ему нужно? — спросил Пётр Скарга по-русски.

— Сухой и тёплый покой, — ответил Филарет на родном языке.

— Он в состоянии встать, ходить?

— Да.

— Хорошо, ежели князь сидит здесь не по воле короля, я исполню вашу просьбу, — пообещал богослов.

Пётр был старше Филарета лет на пять. На сухом, с глубокими складками у рта аскетическом лице — ни бороды, ни усов, одного роста с митрополитом, прям и крепок. Прямые серебристо-чёрные волосы ниспадали на плечи, в руках — чётки, которые он непрерывно перебирал. За тот год, что пребывал в свите первого Лжедмитрия, он научился говорить по-русски, ещё близко познакомился с многими русскими архиереями, которые служили самозванцу, и невзлюбил их. Упорный проповедник католичества и униатства, он увидел в русских священнослужителях яростных отрицателей римской церкви и её учения.

И вот теперь ему предстояло обратить стоящего перед ним россиянина в католическую веру, а в худшем случае добиться того, чтобы он стал приверженцем унии. Но, рассматривая Филарета, выворачивая его нутро, он понял, что добиться первого будет невозможно. Этот православный христианин не продаст своей веры даже за свободу. И был лишь один путь привести его в католическую веру. Однако сей крайний случай Пётр Скарга пока таил и берёг на то время, когда исчерпает мирные пути. Да и сторонником унии, считал Пётр, россиянин может стать только при одном обстоятельстве, когда большинство иерархов русской церкви примут как должное учение об исхождении Святого Духа не только от Отца, но и от Сына. Если бы в этом удалось убедить русских святителей, тогда вживление унии в России двинулось бы благодатно. Ан нет, православная восточная христианская церковь упорно отрицала сей догмат католической церкви, и это отрицание длится несколько веков. Именно на этом основании Византийская церковь отрицала верховенство Римского Святейшего престола над Константинопольским Патриаршим престолом, а папу римского не признают главою Восточной церкви. Так сможет ли он, простой богослов католической церкви, сломить богатырский дух русского митрополита, в прошлом известного не только в России, но и за её пределами боярина и князя Фёдора Романова, потомка древнейшего княжеского рода? К тому же широко образованного.