Хрустальный ключ - Тамара Крюкова

— Как?

— Очень просто, для этого ты должен ее поцеловать, а потом жениться.

Петька, молча уставившись на Дашу, красноречиво покрутил пальцем возле виска.

— Ну, Петенька, так во всех сказках говорится, — передернула плечами Даша.

— Знаешь, про царевну в этих стихах ни слова. Там сказано, что надо сад оживить, — резонно возразил Петька.

— А как мы его оживим? — спросила Даша.

— Если б я знал. Какое еще дыханье жизни этим цветам нужно, чтобы они ото сна воспрянули? — Петька посмотрел на островок белых ландышей. — Ведь как живые!

— Совсем они не как живые. Они не пахнут, — сморщила нос Даша.

Петька уставился на сестру, а потом схватил ее за плечи и скороговоркой произнес:

— Дашка, молодчина. Может это как раз то, что нам нужно. Запах цветов! У нас есть запах цветов!

Петька, торопясь, достал кошелек эльфов. Непослушными пальцами он открыл застежку, все еще боясь, что ошибся, и что дары эльфов не помогут.

Маленькая горошина выкатилась из кошелька на Петькину ладонь, и вдруг цветы заблагоухали. Сад ожил. Шелковые лепестки дрогнули и налились жизнью. Жемчужинки, росой блестевшие на листьях, превратились в настоящие капельки росы.

Ресницы мертвой царевны дрогнули, и она открыла глаза. Царевна медленно встала из гроба. Глаза ее были зелеными, словно два изумруда, но взгляд — пустым и безучастным. Она поглядела в сторону Петьки и произнесла:

— Ты сумел разбудить сад. Никому кроме тебя это не удавалось. И за это я открою потайную дверцу.

Голос царевны звучал бесстрастно и монотонно. Она говорила и двигалась как во сне. Прекрасный принц еще не пришел, чтобы разбудить ее. Царевна сделала плавный жест рукой в сторону кустов жасмина, и те расступились, обнажив маленькую, сверкающую белизной дверцу в стене. У Петьки радостно подпрыгнуло сердце: они нашли-таки белую дверцу!

— Идите с любовью и миром, и вы найдете счастье. Ты достоин этого, сказала царевна Петьке.

Темное пятно на белоснежном ковре, притаившееся возле Дашиных ног, едва заметно шевельнулось.

— Между прочим, это я придумала про запах цветов, — сказала Даша, как бы невзначай.

Царевна молча вернулась на свое хрустальное ложе и смежила веки. Никто не обратил на Дашины слова внимания, и от этого Даше стало еще обиднее.

— Так нечестно, Петенька. Все время кошелек эльфов у тебя. Теперь моя очередь его носить.

— Дашка, ты чего? — Петька с удивлением посмотрел на сестру.

— А то, что ты кошелек себе захапал, а мне тоже хочется.

— Какая разница, у кого кошелек? — пожал плечами Петька.

— А если разницы нет, то давай его мне, — капризно топнула ногой Даша.

Петька смотрел на Дашу и не узнавал сестру. Чего это на нее вдруг нашло? «Устала, наверное, вот и капризничает. Другая бы на ее месте совсем разоралась, а Дашка еще молодцом держится», — подумал Петька и примирительно сказал:

— Ну ладно, пойдем. А то еще дверцу закроют.

— Никуда я без кошелька не пойду, — заупрямилась Даша.

— Дашка, не дури, ты же его потеряешь. У тебя не карманы, а смех один, — пытался урезонить сестренку Петька.

— Жадина ты! Я с тобой не вожусь! — Даша отвернулась.

Внезапно на сад спустились сумерки. Над стеклянным куполом повисло черное грозовое облако. Цветы на глазах закрывали лепестки. В саду стало темно. Петька с ужасом глянул на дверь. Та словно полиняла, из белой превратившись в серую, и продолжала темнеть дальше.

— Смотри! Все из-за твоих капризов, — крикнул Петька и, схватив Дашу за руку, потащил ее к дверце, пока та не почернела совсем. Ребята с разбегу влетели в дверь. Она отливала угольной чернотой.

Тени клубились в глубинах ледяной пропасти. Они периной стлались по земле, одеялом окутывали безжизненные утесы. Здесь спало Лихо, всем лихам лихо. И видело оно сон.

А и шло по дороге Лихо

Лихо страшное, безобразное.

Голова, что люто лоханище,

Из ушей дым столбом валит,

Глазищи, что горящи уголья,

Изо рта поганый змей торчит.

А й навстречу ему Лихо статное,

Ликом белое, да опрятное.

И затеяли они долгий спор.

Засмеялося Лихо страшное,

Говорило оно таковы слова:

«Да какое ты Лихо поганое,

Как никто тебя не убоитися?

На меня лишь глянь и мороз берет.

Голова, что люто лоханище,

Из ушей дым столбом валит,

Глазищи, что горящи уголья,

Изо рта поганый змей торчит».

Отвечало ему Лихо статное,

Ликом белое, да опрятное:

«Ой ты зря надо мной надсмехаешься.

Не тебе со мной силушкой меряться.

Не велика честь страшить робкого,

А хоробрый не ужахнетися.

Не то лихо, что пред тобой стоит:

А то лихо, что в тебе сидит,

Лишь раздором открой дверцу черную,

Источу тотчас сердце ржавчиной.

А кого захвачу я в полон к себе,

Так не быть ему тем, кем он прежде был».

Черная дверца раскрылась. Морра бросилась на самое дно ледяной пропасти. Она упала на пуховое одеяло и на мягкую перину, сотканные из мрака и теней. Вскочив на ноги, засмеялась Морра и побежала, на ходу пригоршнями подбирая клочья мглы, похожие на обрывки грозовых туч, и разбрасывая их, словно комья снега.

— Проснись Лихо! Хватит тебе спать, — воскликнула Морра.

Черные глубины отозвались едва слышным вздохом, а Морра продолжала:

— Лихо страшное в лесу Нечистом мается, от бессилия исходит злобой. Оказалось не под силу ему справиться даже с детьми. Покажи, на что ты способно. Ты прекрасное, ты манящее. Так ли умеешь ты душу иссушить и в лед превратить, как хвалишься?

И проснулось тут Лихо статное, ликом белое, да опрятное. Шевельнулось оно в глубинах ледяной пропасти и раскинуло бархатный купол с бриллиантовой россыпью звезд.

Над детьми шатром раскинулся купол ночного неба. Звезды мерцали и перемигивались. Под ногами у ребят стлалась черная антрацитовая дорога, в которой поблескивали крапинки слюды, и от этого Петьке с Дашей казалось, что и внизу простирается звездная бездна. Было светло, как в ясную ночь, когда луна, распахнув кратеры глаз, с любопытством взирает на землю. Но луны на здешнем небе не было. Впереди, точно лоскут темного атласа лежало круглое озеро. Вода в нем была гладкой и черной, как смоль, словно колдовское зелье налитое в гигантскую чашу из черного оникса.