Избранная волками - Линда Осборн

Вдруг почти рядом завыл волк.

Яков покосился в сторону и увидел, что вровень с ним бежит белая волчица. «Луна», - догадался он. Зверь не приближался, держался в стороне, будто бы давая время обдумать, оплакать случившееся, но в то же время давая понять: Яков не один, поддержка рядом.

Оборотень ускорился, будто желая сбежать от такого внимания, но волчица была не робкого десятка. Она показала себя как сильный спринтер и следовала за ним по пятам.

Бег – прыжок, бег – прыжок. Яков будто бежал на пределе собственных возможностей, кровь колотилась в ушах, и в голове уже не оставалось ни одной мысли.

Волчица не отставала.

Вдруг он резко развернулся и прыгнул вперед, будто бы пытаясь напасть. Волчица позволила ему это сделать и приняла вес его тела на себя.

Она медленно сморгнула, глядя ему прямо в глаза, и удивленный Яков вдруг увидел это: вокруг волчицы начало разливаться полупрозрачное синеватое сияние.

Волк оскалил пасть в улыбке.

Жизнь продолжалась.

Лиза медленно подошла к кровати, на которой лежал Тимофей. Все стало вдруг донельзя серьезным, острым, живым. Казалось, будто время замерло, потому что было слышно каждый шорох, дыхание, даже мысли, читались на подлете.

Она спокойна, хотя внутри, наверное, все дрожит. Она готова. То, что происходило с ними когда-то, сейчас совершенно не имеет значения. Она знает, что Тим – тот человек, что не оставит, не предаст. Он доказал это всеми способами, как умел, как считал нужным.

И теперь все будет совершенно по-другому. Иначе. Они оба прошли долгий путь друг к другу, и пусть то, что случилось с ними в прошлой жизни и будет похоронено в той, прошлой жизни, что привела ее к нему.

- Может, чаю?

- Не хочу.

- Кофе?

- Хм.

- Какао?

- Пф.

И ему кажется, что это он стал гостем, который пришел к хозяйке в дом, когда она, совершенно без улыбки, серьезная, словно на экзамене, подходит ближе к нему и прижимается щекой к груди. Там, где нет ненужного уже бинта.

Наверное, удовлетворена тем, как оно бухает в грудной клетке, как готовится выпрыгнуть наружу, или застрять в глотке. Она слишком серьезна, а он боится все испортить. И без того от него было все это время слишком много напора, слишком много агрессии, слишком много... его.

И он сейчас – только ведомый. Скажет – уйди, уйдет. Скажет – умри, умрет. Прямо сейчас и в ту же секунду.

Но она берет его большую ладонь в свою, маленькую и узкую, и проводит по своей щеке. Она влажная от слез, но Тима не пугает эта реакция. Он знает – слезы тоже из той, прошлой жизни.

И вдруг он отстраняется на минуту и встает. Резко разрывает путы бинтов, что сдерживали его здоровое уже тело. Но треск ткани, что рвет тишину, не пугает ни его, ни ее. Между ними творится их особая магия.

Она смотрит на него серьезно, стоя напротив. И он делает это – снимает сначала халат, который бросает у их ног белым облачком, а потом – свитер, расстегивает джинсы, и она вышагивает из них, будто Афродита из пены.

Он мягко целует шею и видит, как по белоснежно искрящейся, словно бумага в ночи, коже, побежали мурашки. Он целует ей плечи, притягивает к себе и смотрит в блестящие глаза.

«Ты уверена?»

«Ты уверен?»

В безмолвном разговоре ставит точку медленный, нежный поцелуй, и она также, зеркально, целует его шею, ключицы, яремную впадину.

Он осторожно, словно вазу из богемского стекла, укладывает ее на постель и ложится рядом, сбоку, руками осторожно перебирает волосы, опускается ниже, оглаживает щеки, шею, плечи, бедро. Она следует рукой за ним, и зеркально повторяет его движения. Но если под его рукой – шелковая, тонкая кожа, хрупкие вены, по которым нервными толчками бежит возбужденная кровь, то под ее – сильные мускулы, выпирающие дорожки вен, чуть шершавая щека.

«Я с тобой»

«Я с тобой»

Он снова накрывает ее губы своими и только вкусив их сладость, продвигается ниже, не встречая сопротивления из одежды или смущающихся рук.

Короткая пауза. И там, внутри, его пальцы. Медленно изучают ее глубину, ее влажность, ее готовность. Ей жарко и в то же время бьет озноб, а он целует ее тело, так, словно вот только сейчас, вот только в этот момент понял, кто перед ним.

И вдруг, на месте пальцев – его язык. Горячий, упругий, словно выжигает на ней свое клеймо, клеймо его принадлежности. Она даже не понимает, что происходит. Неожиданно оказывается в космосе и не выдерживает.

Кричит.

И он вздыхает от этого крика, и чувствует, что не вкусил ее до конца, не насладился так, как даже не мечтал. И он ловит ее доверчивость, ее открытость, ее эмоциональность сейчас, в этой комнате на двоих, этом мире наслаждения ею.

Он чувствует, что она сейчас очень далеко, выгибаясь от чувства, ее поглотившего, пропала, потерялась в этом одном ей известном космосе, и возвращает ее невозможно интимными поцелуями, сладкими и откровенными.

И она возвращается к нему, в кольцо его успокаивающих рук, словно маленькое суденышко на родную пристань после сильнейшего шторма.

Он оглаживает ее обнаженную спину, целует макушку, волосы, гладит, успокаивающе, выравнивая свое и ее дыхание, показывая, что в космосе хорошо, но с ним – лучше, намного лучше! И она доверчиво льнет к нему.

Он мягко целует ее губы, и думает, что она прямо сейчас, за одну милисекунду, уснет, растворится в ночи и пропадет, и он улыбается, чувствуя, что хочет, чтобы она спала вот так, с ним, в одной постели, несмотря на напряжение, так и не прошедшее в нем, в разбуженном ее криком естестве. Он – не главное. Главное – она.

Что происходит с его душой? Всю душу выворачивает наизнанку нежность, желания оберегать и заботится показывают голову, и он улыбается этим чувствам, и от этого коктейля эмоций он сам не свой, и хочется сжать ее сильнее, чтобы вдавить в себя, и оставить там, внутри, чтобы не пропала, чтобы наверняка. И хочется оставить ее, обнаженную, ранимую, на постели, и закурить в форточку (совершенно несвойственное желание для некурящего человека). И хочется остаться, вот так невесомо касаясь белоснежных плечи, груди, бедер.

Ее пальцы пробегают по его гладкой теплой коже, задевают соски. Твердые. Он вздрагивает. И стонет, когда ее губы, горячие, чуть влажные, касаются его сосков. Он сводит ее с ума. Она сводит его с ума.

«Отдыхай».

«Я хочу тебя».

Молчаливый диалог продолжается, и каждый понимает четко и ясно, почему. Потому что эта ночь, волшебная, хрустальная, только для них двоих, только для тех, кто принял другого со всеми недостатками, только для тех, кто прошел сложный путь, и не свернул с дороги в направлении другого.