Хейсар - Василий Горъ

«Ну и зря… — мысленно буркнул я. — Хороших вождей намного меньше, чем желающих сесть на их место…»

Потом равнодушно пожал плечами и вошел в предупредительно распахнутые двери…

…Несмотря на громкое название, зал Совета оказался сравнительно небольшим помещением, в котором могло поместиться от силы человек двенадцать. От остальных комнат сарти, виденных мною за эти дни, оно отличалось только полным отсутствием оружия на увешанных шкурами стенах и наличием здоровенного стола, окруженного десятком стульев из тирренского дуба.

Помоста с креслом, похожим на трон, или каких‑нибудь иных атрибутов власти в зале не было. Вообще — старший отец рода Аттарк, одетый в самый обычный араллух, сидел в первом попавшемся под руку кресле. Причем не во главе стола, а сбоку. И мрачно вертел в руках крошечный обрывок пергамента.

— Силы твоей деснице и зоркости твоему взору, аннар! — замерев на пороге, поздоровался я.

— Мудрости и долгой жизни! — звонко добавил Уресс, шустренько просочившись между моей спиной и косяком и встав по левую руку от меня.

Тарваз откинулся на спинку стула, поздоровался с нами обоими и вопросительно уставился мне в глаза:

— Как тебе мой внук, илгиз?

— Добросовестен. Внимателен. Упрям. Может вырасти хорошим воином… — ничуть не кривя душой, ответил я.

— Может? — притворно удивился старик.

— Высоко задранный нос открывает горло для удара…

Айти’ар, как раз пытавшийся вскинуть нос к потолку, обиженно надулся:

— Я…

— Ты услышал все, что надо… — перебил его Каменная Длань. — Теперь у тебя есть в ремя подумать. Иди — постоишь за дверью и поразмышляешь о том, что сказал Мастер…

Уресс расстроенно сглотнул, склонил голову и исчез. А его дед, показав мне на стул напротив, удовлетворенно улыбнулся:

— Два твоих клейма[148]запали ему в душу. Поэтому твои слова станут для него весомее моих…

— Твой внук. Тебе виднее…

Глава рода усмехнулся в усы, потом посерьезнел, пододвинул ко мне тот самый обрывок пергамента, а потом запоздало поинтересовался:

— Читать умеешь?

— Да…

— Хм…

— У меня были хорошие учителя… — буркнул я, мысленно поблагодарил Роланда Кручу за науку, пробежал глазами слишком уж ровные строчки, явно выведенные рукой писца, и хрустнул кулаками: граф Ильмар Увераш и его родня сделали очередной шаг. На этот раз — по мне. Вернее, по моему двойнику, двойнику Мэй и их охране. И не промахнулись…

Ощущать себя виновным в смерти десяти человек было горько. А сидеть перед одним из старейшин народа, к которому они принадлежали, — стыдно. И я, опустив взгляд, встал:

— В их гибели виноват я…

— Ты? — в глазах Тарваза появилось изумление. — С чего ты так решил?

— Убийцы искали меня. А нашли моего двойника и его спутников…

Каменная Длань гневно сверкнул глазами:

— Те, кто охранял твоего двойника, были воинами! Они знали, на что идут, и были предупреждены о возможной засаде! Значит, вместо того, чтобы любоваться облаками и слушать пение пересмешников, они должны были смотреть по сторонам!

— Их противников было больше! Почти в три раза… — ткнув пальцем в пергамент, буркнул я.

Аннар скривился так, как будто попробовал прокисшее молоко, и брезгливо посмотрел на пергамент:

— Противников? Ты считаешь Серых противниками?

— Обычных — нет. Но…

— Эти сыновья шакала и гиены прошли по схронам, умудрились их не заметить, а потом дали себя расстрелять! — злобно ощерившись, прошипел он. — Я читал письмо раза четыре, но до сих пор не могу понять, как им это удалось!!!

Я дал ему возможность успокоиться, а потом негромко пробормотал:

— Иные Серые обучены лучше любого воина…

— Лучше любого воина — илгиза! Но не хейсара! Мы — не только воины, но и охотники! Мы начинаем читать следы раньше, чем ходить! Мы… — Каменная Длань в сердцах врезал по столу кулаком, потом нахмурился, жестом приказал мне садиться и… успокоился: — В гибели этих воинов нет твоей вины. И я позвал тебя не для того, чтобы ты меня успокаивал! Скажи, тебе что, не понравилось отношение воинов, с которыми тебя поселили?

Я удивленно приподнял бровь и отрицательно помотал головой:

— С чего ты взял? Они ведут себя безупречно…

— Тогда почему ты ночуешь на оу’ро?

Десятый день третьей десятины первого травника.

…Потянув на себя неожиданно тяжелую дверь, я чуть не задохнулась от густой смеси ароматов можжевельника, березовых листьев, лечебных трав, мыльного корня и меда. Заминка длилась недолго — спускавшаяся следом аза Нита довольно сильно ткнула меня в спину, и я, вынужденная сделать еще несколько шагов, в буквальном смысле влетела в центр довольно большого предбанника, освещенного парой масляных светильников.

— Че встала‑то? — ворчливо поинтересовалась старшая мать рода. — Бани никогда не видела?

Отвечать на ее ворчание я не собиралась. Поэтому подошла к лавке со стопкой рушников, закусила губу и принялась раздеваться.

Сняла пояс, араллух, сапожки, ансы. Расплела магас. Стянула с пальца родовое кольцо. Взялась за подол нижней рубашки, скосила взгляд на азу и облегченно выдохнула: она стояла ко мне боком и, ничуть не стесняясь своей наготы, деловито собирала в «яблоко» распущенные волосы.

Оглядев ее с ног до головы, я завистливо вздохнула: в свои четыре с лишним десятка лиственей Нита выглядела просто потрясающе: сильные руки и плечи; тяжелая, хоть и потерявшая форму, грудь; по — девичьи тонкий стан; почти не исчерченные «паутиной»[149]широкие бедра; и пусть чуть коротковатые, зато ровные и в меру полные ноги. И если бы не горизонтальные полоски на шее, выдающие ее возраст, то я никогда бы не сказала, что она — ровесница Аматы!

Закрепив пряди серебряными «вилами» и тряхнув головой, чтобы проверить, как они держатся, Нита повернулась ко мне и насмешливо поинтересовалась:

— Служанку ждешь? Али кого еще?

Отрицательно помотав головой — мол, я в состоянии раздеться без посторонней помощи, — я торопливо стащила с себя рубашку, кинула ее на лавку и тут же вцепилась в самый верхний рушник…

— Погодь прикрываться‑то! Дай я на тебя посмотрю!

Меня аж затрясло от возмущения:

— Зачем?

— Сегодня — твой виот’ун’иар[150], а я — старшая мать рода, который тебя представляет…