Анна. Тайна Дома Романовых - Ульяна Эсс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я рада, граф, что вам это удалось, — сказала Анна, осознав значение принесенной новости. — Не сомневаюсь, что теперь вы заслужите еще большее расположение государя. Ваши заслуги перед ним, перед всей династией несомненны!
— Вы тоже так считаете? — просиял Кутайсов. — Ну, если и вы такого мнения, то я смогу просить у государя чего угодно! Рыбные ловли на Волге, поместья в Малороссии… все! — Он тут же спохватился и добавил: — Но вы же знаете, что не это для меня главное! Я служу императору Павлу из верности, из горячей преданности его величеству, а вовсе не в ожидании наград!
— Да, я знаю вашу любовь к императору и разделяю ее, — ответила Анна. — Но скажите, так ли несомненна вина цесаревича? Что означают слова «он имел сношения с одним из заговорщиков»? Может, он просто играл с ним в карты?
— Нет, княгиня, тут не игра! Князь Платон Зубов говорил с наследником о том, что общество недовольно тиранством его отца и хотело бы видеть на троне его, то есть Александра. А тот, вместо того чтобы бежать и сообщить об измене, рассуждал с князем Зубовым, какие недочеты имеются у его отца. Нет, тут есть вина! Как только я пересказал содержание сей беседы государю, он тотчас распорядился арестовать обоих сыновей.
— Да, но Константина-то за что? Или он тоже имел беседу с князем Зубовым?
— Нет, тут со стороны государя имеет место хитрость. Он не хотел бы, чтобы заговорщики знали, что нам известно. Пусть они думают, что это очередной приступ раздражения у государя, и сыновья попались под горячую руку. Это мы вместе с государем придумали. Ловко, правда?
Кутайсов побежал рассказывать свою новость другим, а Анна задумалась. Она испытывала радость от сообщения императорского камердинера, но в то же время сердце ее почему-то щемила грусть. И, поразмышляв, она поняла, почему грустит — ей было жалко государя. «Хотя у Павла уже десять детей, он по-прежнему любит старшего сына. Я это видела, читала у него в глазах. И я понимаю, как ему горько узнать, что Александр, его любимец, изменил ему, возможно, даже желал его смерти. Да, это настоящее горе! Надо сегодня быть мягче с ним!» И, приняв такое решение, она стала ждать вечера, когда должна была остаться с государем наедине.
Ужин в тот день был, как всегда, в девять часов. Кроме обычных участников на нем присутствовал прибывший в столицу маршал Михаил Кутузов — военачальник, чья слава возрастала год от года. Государь хотел получше приглядеться к человеку, которому доверял свою армию.
Анна думала, что ужин получится невеселый — ведь за столом не будет двух старших сыновей императора, попавших в опалу, да и настроение у Павла будет отвратительное. Однако она ошиблась. К своему удивлению, она увидела и Александра и Константина сидящими на их обычных местах. Кроме того, убедилась, что Павел пребывает в хорошем настроении и готов шутить и смеяться. Улучив минуту, она шепотом спросила императрицу о причинах такого поворота событий.
— Ах, друг мой, — ответила ей Мария Федоровна, — вы же знаете, что мой супруг легко принимает решения и так же легко от них отказывается. Граф Кутайсов наговорил ему на наших сыновей, вот Павел и рассердился на них, даже заставил давать повторную присягу. Они оба принесли ее, и оба исповедовались. Кроме того, оба со слезами заверили меня в том, что совершенно ни в чем не повинны. Я пересказала наш разговор Павлу, и что же? Он тут же распорядился отменить арест и простил сыновей. Я рада, что так все обернулось.
— Но почему вы уверены, что за Александром нет никакой вины? — спросила Анна. — Разве Кутайсов не рассказывал вам о разговоре…
— Ах, полноте! — не дала ей договорить императрица. При этом лицо ее выразило досаду. — Князь Кутайсов — известный сплетник и интриган. Зачем его слушать? Он горазд наветы на людей делать. Разве я своих сыновей не знаю? — И с этими словами она отвернулась от Анны, показывая, что не желает более разговаривать.
Анна не знала, что и думать. Неужели все разоблачения камердинера — сплошная выдумка? Но чутье, ее внутреннее чутье, подсказывало, что в этот раз Кутайсов ничего не выдумал, не наговорил, что он прав. Однако, глядя на веселое лицо императора, она решила: «А может, и хорошо, что он простил Александра? Надобно прощать своих врагов, о том и в Библии написано».
Ужин меж тем начался. Государь был по-прежнему весел. Он расспрашивал Кутузова о военных действиях на Дунае, об обычаях и нравах турок. В какой-то момент император повернулся и взглянул в зеркало, что висело сбоку от стола. Поглядел в него какое-то время и рассмеялся.
— Что вы смеетесь, ваше величество? — спросил Кутузов.
— Да видишь, какое дело, — ответил государь, — зеркало совсем худое: я в нем вижу себя, а шея у меня на сторону свернута, словно сломана.
И он рассмеялся. Однако никто не поддержал его смеха. Все казались смущенными. Что касается Анны, то ей сделалось просто страшно. Она вдруг увидела — да, ясно увидела! — ту картину, что встала из слов Павла: он все так же сидит на стуле, но мертвый, со свернутой на бок шеей.
Она взглянула в этот момент на Александра. Наследник, обычно всегда спокойный и улыбчивый, был бледен, губы у него дрожали. Он явно не знал, как себя держать, что говорить. Мария Федоровна тоже была смущена. Она уже не выглядела такой уверенной, как в начале ужина.
Конец ужина прошел в молчании, словно сидели на поминках. И в этот вечер Павел почему-то не спустился в комнату Анны. Хотя она ждала его до полуночи, он так и не появился.
На следующий день во дворце царила нервозность. Караульные офицеры путали команды, солдаты плохо их выполняли, император от этого злился и даже раз пришел в бешенство, чего с ним давно не случалось. Впрочем, и он сам не помнил, что собирался делать в этот день, несколько раз менял планы, а после обеда заперся у себя в кабинете, и два часа никто не знал, что он там делал. Даже опытные лакеи словно сонного отвара напились, не помнили, где им встать, что подать, роняли посуду.
Контрастом с этой нервозностью были два сановника, явившиеся под вечер с докладами. Это были канцлер Никита Панин и шеф тайной полиции Петр фон Пален. Анна видела их, когда они шли к кабинету Павла. Оба являли собой воплощение спокойствия. Особенно ей понравилось выражение лица седовласого канцлера. Глядя на них, она подумала, что, раз у государя есть такие приближенные, ему, наверное, нечего бояться.
И, словно подкрепляя эту ее мысль, эту вернувшуюся уверенность в счастливом продолжении царствования, император в этот вечер исправил свою вчерашнюю оплошность и явился к ней. Свое вчерашнее отсутствие он объяснил усталостью и плохим настроением.
— А я не хочу являться перед тобой слабым и расстроенным, — говорил он. — Я хочу, чтобы ты всегда видела во мне образец мужества и стойкости, образец рыцарства. Вся моя слабость, злость, все мои недостатки должны остаться за порогом этой комнаты. Здесь, перед тобой, я являюсь другим человеком, лучше, чем обычно. Здесь я должен быть как король Артур, как Ричард Львиное Сердце!
— Ты раньше не говорил мне этого, — заметила она. — Теперь я понимаю, что вижу перед собой другого Павла, не того, какого знают прочие подданные. И оттого думаю о тебе лучше, чем другие.