Польский крест советской контрразведки. Польская линия в работе ВЧК-НКВД. 1918-1938 - Александр Зданович

Для доклада на июльском (1926 г.) пленуме ЦК ВКП(б) в связи с нависшей военной опасностью председатель ОГПУ затребовал, кроме уже поступивших, последние материалы по польской проблематике от всех подчиненных ему ведомств. Однако сосредоточиться в своей речи Ф. Дзержинскому пришлось в основном на противодействии партийным оппозиционерам по хозяйственным вопросам. Они хотя и касались некоторым образом состояния обороноспособности страны, но напрямую не вели к обсуждению подготовленных председателем ОГПУ документов[337].

Из указанных шагов Ф. Дзержинского и приведенных выше достаточно полно фрагментов записок и иных документов ясно видна его позиция. Мнение председателя ОГПУ базировалось как на собственных его представлениях о личности и политике Пилсудского, так и на материалах чекистских разведки и контрразведки, которые он регулярно запрашивал по тому или иному поводу. На этом основании, кстати говоря, можно несколько скорректировать утверждение уважаемого мной историка-полониста Ю. Иванова, который в одной из своих монографий написал, что «какой-то зафиксированной в документах прямой реакции Объединенного государственного политического управления (ОГПУ) на переворот Пилсудского в просмотренных архивных делах нет»[338]. Уточним, что в Архиве внешней политики РФ, с фондами которого автор в основном и работал, готовя свой труд, возможно, и нет. Но они отложились в РГАСПИ и Архиве ФСБ РФ.

В фонде Ф. Дзержинского сохранились и направленные ему отчеты Информационного отдела ОГПУ, в которых содержатся выдержки из поступавшей из Польши и перлюстрированной органами госбезопасности корреспонденции с реакцией граждан этой страны на переворот Ю. Пилсудского. В отчетах делалась разбивка писем по категориям корреспондентов: рабочие, крестьяне, интеллигенция, торговцы и т. д. В каждом разделе выделялись письма в поддержку переворота, положительной его оценки, либо указывалось на несогласие с действиями переворотчиков, боязнь обострения отношений с СССР и даже войны с ним[339]. Эти материалы стали поступать Ф. Дзержинскому уже с 10 мая, то есть еще за несколько дней до переворота.

По требованию руководителя чекистских органов 8 июля в Москве было собрано совещание полномочных представителей ОГПУ в регионах страны, на повестку дня заседаний которого выносились только вопросы, связанные с изменением обстановки в Польше. Полный текст данного протокола совещания я поместил в приложении, ознакомившись с ним, читатель может убедиться в решимости высших руководителей органов госбезопасности адекватно ответить на возможные агрессивные действия поляков. Здесь же приведу лишь некоторые пункты принятых решений. Надлежало проверить готовность к работе в предвоенных условиях аппаратов ОГПУ в Харькове, Киеве, Одессе, Минске, Смоленске и некоторых других городах. Выдвигалось требование усилить агентурную разработку пограничных пунктов польской разведки, а также украинских и белорусских закордонных организаций, связанных с поляками. Следовало ускорить проведение в жизнь положений приказов ОГПУ по очистке пограничной полосы и районов расположения оборонных заводов, осуществлять проверки состояния системы противодиверсионной защиты оборонных предприятий и складов боеприпасов. Транспортный отдел обязывался еще раз тщательно проверить личный состав Белорусско-Балтийской, Юго-Западной и Северо-Западной железных дорог, организовать в транспортных органах на местах ячейки КРО и Секретного отдела для усиления работы по их проблематике.

Согласно решениям совещания предстояло также совместно с Разведупром РККА незамедлительно провести в жизнь постановление комиссии Политбюро от марта 1925 г. о программе специальных мероприятий, отложенное ввиду нехватки денежных средств[340]. Поясню, о чем идет речь. В январе 1925 г. Политбюро утвердило решение специально созданной комиссии (с участием Ф. Дзержинского) о ликвидации так называемой «активной разведки» Разве- дупра. Но руководство страны отдавало себе отчет в том, что в условиях нахождения СССР на положении «осажденной крепости» нельзя не готовиться к возможной войне. Военные специалисты докладывали, что мы можем осуществить развертывание войск за 30 суток, тогда как Польша — за 13–15 дней. Поэтому предлагалось заранее создавать партизанские отряды и диверсионные группы на приграничной территории, которую временно может оккупировать противник, а также и на сопредельной стороне. На заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 26 марта 1925 г. был принят документ под названием «Положение о подготовке диверсионных действий в тылу противника»[341].

Отдельный раздел решений совещания составили мероприятия по Красной армии, призванные не только проверить ее боеготовность, добиться улучшения снабжения личного состава, оснащения частей оружием и военной техникой, но и ужесточить репрессивные меры за политические преступления, совершенные военнослужащими. Особое внимание предстояло уделить территориальным и национальным соединениям РККА.

В оставшиеся дни жизни Ф. Дзержинский не останавливается в своих алармистских действиях. В записке от 11 июля 1926 г. в адрес И. Сталина председатель ОГПУ снова высказывает свою крайнюю озабоченность приходом Пилсудского к власти. Исходя из имевшейся информации, Ф. Дзержинский обращает внимание на пренебрежительное отношение польского лидера к боеготовности советских территориальных дивизий, которых к этому времени было достаточно много в Красной армии. Он выдвигает предложение о незамедлительном обсуждении ситуации в комиссии А. Рыкова (комиссии обороны)[342]. Через четыре дня председатель ОГПУ указывает своему заместителю Г. Ягоде даже на необходимость вывезти чекистские архивы из городов, лежащих вблизи польской и румынской границ. Спустя еще три дня (18 июля) Ф. Дзержинский фактически отчитал Г. Ягоду за непринятие должных мер по организации боевых групп на нашей территории на случай занятия некоторых районов поляками. В этот же день он потребовал усилить польское отделение Контрразведывательного отдела ОГПУ и вообще работу в отношении Польши, Белоруссии, Украины и Румынии[343].

Но не только Ф. Дзержинский бил тревогу. Своими собственными источниками информации располагали также НКИД, военная разведка и Коминтерн. Советское дипломатическое ведомство, как утверждает профессор Ю. Иванов, еще до переворота прогнозировало негативный его эффект и уже имело заранее выработанную позицию. Дело в том, что предварительный зондаж позиции советской стороны на возможные изменения проводился близкими к Ю. Пилсудскому лицами через некоторых советских дипломатических работников, в том числе и через заведующего отделом стран Прибалтики и Польши НКИД М.А. Логановского. Этот зондаж поляков был воспринят с большим недоверием[344]. При этом не стоит забывать о том, что М. Логановский всего лишь три года назад возглавлял резидентуру ИНО ОГПУ в Варшаве и рассматривался тогда польскими властями не только как разведчик, но и как один из организаторов коммунистической пропаганды в стране и даже диверсионных акций. Поэтому странным казался выход именно на него. В итоге, с учетом всех обстоятельств, Коллегия НКИД СССР решила, что приход к власти Пилсудского был бы большой опасностью для нашей страны[345].