Любящий Вас Сергей Есенин - Юлия Андреева

Деньги требуйте настоятельно. На эти деньги я для вас всех могу много прекрасных вещей сделать. Здесь очень дешево стоят материалы на костюмы. Чудные персидские и турецкие шали. С. Е.

Берлину продавайте[153]. Вообще все делайте, как найдете нужным. Маши каслом не испортишь.

С. Е.

– Одно время нравилась ему в Батуме «Мисс Оль», как он сам ее окрестил, – откровенничает Лев Повицкий. – С его легкой руки это прозвище упрочилось за ней. Это была девушка лет восемнадцати, внешним видом напоминавшая гимназистку былых времен. Девушка была начитанная, с интересами и тяготением к литературе, и Есенина встретила восторженно.

Я получил от местных людей сведения, бросавшие тень на репутацию как «Мисс Оль», так и ее родных. Сведения эти вызывали предположения, что девушка и ее родные причастны к контрабандной торговле с Турцией, а то еще, может быть, и к худшему делу. Я об этом сказал Есенину. Он бывал у нее дома, и я ему посоветовал присмотреться внимательнее к ее родным. По-видимому, наблюдения его подтвердили мои опасения, и он к ней стал охладевать. Она это заметила и в разговоре со мной дала понять, что я, очевидно, повлиял в этом отношении на Есенина. Я не счел нужным особенно оправдываться. Как-то вскоре вечером я в ресторане увидел за столиком Есенина с «Мисс Оль». Я хотел пройти мимо, но Есенин меня окликнул и пригласил к столу. Девушка поднялась и, с вызовом глядя на меня, произнесла:

– Если Лев Осипович сядет, я сейчас же ухожу.

Есенин, иронически улыбаясь прищуренным глазом,

медленно протянул:

– Мисс Оль, я вас не задерживаю…

«Мисс Оль» ушла, и Есенин с ней порвал окончательно.

Нет под рукой бумаги, простите, Анна Абрамовна, простите, милая, хорошая, добрая, если не ко всем, то ко мне, простите за то, что не писал Вам, – начинает свое письмо к Берзинь в декабре 1924 года Сергей Есенин.

С чего это распустили слухи, что я женился? Вот курьез!

Это было совсем смешно (один раз в ресторане я встретил знакомых тифлисцев). Я сидел просто с приятелями. Когда меня спросили, что это за женщина[154], я ответил:

– Моя жена. Нравится?

– Да, у тебя губа не дура.

Вот только и было, а на самом деле сидела просто надоедливая девчонка – мне и Повицкому, с которой мы даже не встречаемся теперь.

Как живете, дорогая? Кого любите? Как с отцом? (Имеется в виду И. Вардин).

Я живу скучно. Работаю, выпиваю, хожу в кинематограф и слушаю разговоры о контрабандистах. Совсем как в опере «Кармен».

С возвращением Шурки опять все по-семейному, хорошо и дружно, – пишет С. Есенину Г. Бениславская. – Опять вовремя спать ложимся и т. д. Оля (Вам, кажется, Катя писала – наша прислуга) нас к рукам прибрала, вообще она и Шурка – это 2 ежовых рукавицы для меня и Кати. У нас теперь семья целая получилась: Шура, Катя, Оля и я и еще наша соседка (Вы ее не знаете). Я и Катя ездили в Петроград. У Ионова ничего не получили, едва удалось добиться, чтобы печатал «Песнь» и «36» вместе (иначе был бы номер с Анной Абрамовной – с отделом массовой литературы). Там мы сдали в «Ковш» (журнал Серапионовцев, типа бывшей «Красной нови») стихи «Русь уходящая» и «Письмо от матери», забрали у них деньги (половину), взяли у Сахаровых Ваши вещи и уехали. А сам Ионов мне и Кате понравился. Удивительный он человек. Несмотря на его резкость – он взбешен на Вас, ведь стихи, обещанные ему, вошли в сборник «Круга». Но когда увидел Катю, присмирел – видно, она ему Вас напомнила. И совсем укротился, когда я ему показала «Письмо к женщине», так тихо, тихо сказал: «Хорошее».

Мы у него сидели несколько часов и погибли было совсем – сколько там (во второй комнате) хороших книг-то!

Зол на Вас, а привет все же просил передать.

Теперь он заведует и Петроградским, и Московским Госиздатом.

В «Прожекторе» будет «Русь бесприютная».

Есть у нас «Метель» и «Весна», мне нравится, а Катя так испугалась «Метели», что ей не очень понравилось. А Вам лень даже прислать нам. Присылайте сразу же, вырезая из газеты, чтоб не переписывать. И все аккуратно шлите.

Эрлих Вам напишет о делах петроградских. Он с нами, как отец родной, возился в Питере, водил в Госиздат, поил чаем, кормил, вообще заботился о нас. Да, у Сахарова Вам не надо жить, мещанское болото у него и вообще плохо. Мы с Катей даже ночевать не захотели у них. Сам Сашка все время в Москве. Сын у него славный – Глеб, сорванец такой. Вам привет от обоих: Глеба и Алика. Алик Вас помнит: «Дядю Сережу? Есенина?».

Том Ваш будет издавать Богомирский (на самом деле Богомильский[155]), Анна Абрамовна познакомит меня с ним. Она же сама чем-то недовольна в Вас, по-моему, это после известия о том, что Вы женились. Вообще она дурью мается, сама не знает, чего хочет.

Книжка Берлина в наборе. Скоро будет готова.

Домой деньги пошлем 2-то февраля.

Ну, вот пишу я все это подробно, а сердце ноет, ведь не знаю, что с Вами, не случилось ли чего, и не пишется. Заставляю себя писать.

Милая Галя! Простите, что пишу наспех. Мне здесь дьявольски надоело. Скоро соберу манатки и перееду в Баку, а пока пишите сюда. Описывайте все как есть.

Том берлинский Вы можете достать у Собко и дополучить с них за «Русь советскую». Я продавал им без этой вещи.

Скажите Вардину, может ли он купить у меня поэму. 1000 строк. Аиро-эпическая. Очень хорошая. Мне 1000 р. нужно будет на предмет поездки в Персию или Константинополь. Вы же можете продать ее как книгу и получить еще 1000 р. для своих нужд, вас окружающих.

Здесь очень скверно. Выпал снег. Ужасно большой занос. Потом было землетрясение. Я страшно скучаю. Батум хуже деревни. Очень маленький, и все друг друга знают наперечет. Играю с тоски в биллиард. Теперь я Сахарову могу дать 3–4 шара вперед. От двух бортов бью в средину так, что можно за показ брать деньги. Пишу еще поэму и пьесу.

На днях пришлю Вам две новых книги. Одна вышла в Баку, другая в Тифлисе. Хорошо жить в Советской России. Разъезжаю себе, как Чичиков, и не покупаю, а продаю мертвые души. Пришлите мне все, что вышло из новых книг, а то читать нечего. Ну пока. Жму руки. Приветы. Приветы.

С. Есенин.

20/1.25, Батум.