Руны и зеркала - Елена Клещенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не бойтесь. Мы с крейсера «Юпитер». Старший группы – поднимите левую руку.
Диск поднял левую руку.
– Спасибо. Мужчина в юбке – поднимите правую руку.
– Он глухой, – сказала Васька.
– Ясно, – ответил Средний. – Как тебя зовут?
– Василиса.
– Как вы нас нашли?
– Я собрала приемник. Детекторный. Меня Очкарик научил.
– Хорошо. А где Очкарик?
– Его убили, – ответил Диск. – Послушайте, офицер…
– Минуточку! – Средний повернул к Диску противогазное рыло и погрозил пальцем. – Любишь море, Василиса?
– Пока не знаю.
– Полюбишь, точно говорю. У нас там здорово. В карантин ее пока.
Последняя фраза относилась к его коллеге слева – тот обнял Ваську за плечи и повел на пирс.
– Я с папой! – уперлась Васька.
– Разумеется, с папой, – успокоил ее Средний. Повернув голову к Диску, он спросил. – Сколько вам лет?
– Шестьдесят восемь. В этом году будет.
– Какая профессия?
– Я военный.
Средний замолчал, задумчиво рассматривая Диска. Потом под противогазной маской у него что-то щелкнуло, и раздался тихий разговор, понять из которого можно было только отдельные слова: «…Военный, так точно… трапеция?… четыре ноль семь… нет, ноль семь… есть!» Васька, уже сидящая в катере, помахала Диску рукой. Он помахал ей в ответ.
– Нет, вас мы не возьмем, – сказал Средний.
– Какого черта?! – вскинулся Диск, опуская руку в карман, где лежал кастет.
– Мест у нас немного. Будь вы моложе или будь вы специалист, тогда конечно, а так… Просто смысла нет вас кормить.
– Послушайте, – Диск сделал шаг к Среднему, и Правый поднял автомат. – Вы так не можете!
– Мы так можем. Ну-ну, не наделайте глупостей! Прощайте, – ответил Средний.
Катер уходил по широкой дуге. Диску показалось, что Васька крикнула: «Папка-а-а!» и он, срывая с себя одежду, бросился на пирс, оттолкнулся и прыгнул в море. Это было абсолютно бессмысленно, гнаться вплавь за скоростным катером, но он плыл и плыл, пока берег не растворился в павшей на мир тьме, тогда он перестал грести и лег на спину, тяжело дыша.
Если хорошенько выдохнуть и нырнуть вниз, невзирая на горящие легкие и давление в ушах; если там разинуть рот и наглотаться горькой морской воды, то можно уже и не всплыть. С минуту Диск всерьез обдумывал эту мысль. Вдруг издалека раздался звук: «Фыщ-щ-щ!» и в звездное небо с берега взлетела зеленая ракета. Крест добрался до «светлячка». Вот же кулёма! Диск перевернулся на живот, закрыл глаза и медленно поплыл навстречу жемчужной полосе прибоя.
Он подустал, ему некогда было смотреть в небо. Закрывая звезды, там перемещались угловатые темные массы, то ли тучи, то ли непостижимые человеческому разуму творения зодчих. Луна сияла ярко, но временами вдруг начинала мигать, будто испорченная лампочка.
Где-то далеко в Тихом океане дрейфовал крейсер «Юпитер», на котором Васька будет воскрешать их несчастную цивилизацию. А по берегам океана неуклонно росли вверх божницы, острые и страшные, как рога исполинского быка, решившего перевернуть Землю.
Утреннее солнце светило сквозь кроны, грело затылок и спину. Сразу стало легче идти и дышать. Ночью было холодно – зверски, до судорог в мышцах, будто сентябрь, а не июль на дворе. Или, может, Вит так ослаб после всего, что случилось с деревней и с ним.
С тех пор как он надел кольцо, прошло много времени, полночи и утро. Но он не рискнул уходить, пока небо не забелело. Знал, что к деревне псы не сунутся – чуют беду, сволочи, и боятся. Сидел под дубом, сжавшись в комок, сунув руки под мышки и натянув на колени меховую безрукавку, и все равно трясся крупной дрожью. На ходу ему полегчало, зато пальцы от холода занемели. А потом и солнышка дождался. Вот и ладно. Ноги у Вита длинные, впереди целый день. За один день с голоду помереть нельзя, а вечером он будет у входа. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.
Между стволами берез завиднелись густые заросли отравника. Вит обрадовался, будто поляне с грибами. Когда он выспрашивал у Айгена, как добираться до того входа – на всякий случай, мало ли, – Айген десять раз ответил, что Виту ходить туда не надо, и не будет надо, и не может быть надо, а на одиннадцатый фыркнул, махнул рукой и сказал: «Ну уж если, чего доброго, придется, двигай вдоль Бурого ручья, это самое простое. То есть не вдоль, там берег отравником зарос, а рядом. Вниз по течению. Ручей выведет».
Натянув рукава рубахи на кулаки и стараясь дышать пореже, Вит проломился сквозь отравник. Зубчатые листья закрывали небо, зеленая стена казалась непреодолимой, но толстые мохнатые стебли, если их придавить ногой, с хрустом ломались. Главное, чтобы по лицу не хлестнуло.
Точно, вот он, Бурый ручей, катит прозрачную воду по ржавым камешкам, посверкивает на солнце. Вит сначала напился – во рту, оказывается, пересохло, – потом сорвал травинку, бросил в ручей. Ага, туда.
Из зарослей он выбрался благополучно, не обжегся ни разу, и в груди не зачесалось. И под ногами появилось что-то вроде тропинки: пролысины в траве. Значит, люди ходили! А что редко ходили, так это понятно.
Вит прибавил шагу. Над головой у него то и дело перелетали стайки синичек, перезванивались, будто денежки пересыпают из горсти в горсть. Он не то чтобы повеселел, но как-то забылся на ходу и чуть было не запел в голос: «Кора-аблик поднял якоря…» И тут же осекся. Спятил, что ли – петь в Хозяйском Лесу.
Справа от тропы начался малинник. Спелые, налитые соком ягоды попадались редко, больше было зеленых и розовых, но Вит обрывал все, какие отделялись от стерженьков, и горстями запихивал в рот.
Впереди, совсем близко, что-то прошуршало. Хрустнула ветка.
Забыв дожевать малиновые зерна, Вит замер и прислушался. Все было тихо, только ветерок шелестел и птички как ни в чем не бывало продолжали петь. Но кто-то там все-таки есть! Волк или пес, или… еще кто-нибудь. А я, считай, голый, как демонская задница, всего оружия – нож в кармане.
Вит прочистил горло и громко, отчетливо произнес первый ключ. Он не было уверен, работает ли здесь первый или пришло уже время для других. – «А чего ж не проверил, болван?» – поинтересовался ехидный голосок в голове.
– Не надо! – тоненько вскрикнули впереди. У Вита отлегло от сердца.
– А ты вылезай, нечего прятаться! – строго приказал он. – Ну?
– Куда вылезать?
– На тропинку.
– Куда?!
– К ручью, от тебя вправо.
В малиннике снова захрустело. Выбравшись первым, Вит посмотрел, как она продирается сквозь колючие стволики, и не сдержал ухмылки. Наконец девчонка встала перед ним. Глядит настороженно, руки тянут вниз подол безрукавки из пестрого кошкиного меха. Юбка бурая, рубашка тонкого полотна, в мелкую складочку. Ткачихи у пореченских – мастерицы. «Были», – уточнил поганый голосок.