Харун Ар-Рашид и времена "Тысячи и одной ночи" - Андре Кло

За восстанием Голых, боровшихся за то, чтобы Багдад остался столицей, последовало множество других мятежей, которые еще долго периодически потрясали великий город. Толпа выходила на улицы в ответ на слухи, после случайной потасовки, по политическим или экономическим причинам и грабила, жгла, громила и убивала. Подобные народные тайфуны стали частью городской жизни, получив название фитна («нарушение единства общины правоверных»), а тех, кто в них участвовал, стали именовать ал-амма, «безымянная и безликая толпа», вынесенная на улицу голодом.

Амин полностью утратил контроль над ситуацией. У него больше не было денег для раздачи, и он дал понять, что те, кто в них нуждается, могут поискать их в домах чиновников, что уже и так давно происходило. В отчаянии он вскричал: «Я желаю, чтобы Бог поразил разом обе партии, потому что вокруг меня одни враги — и те, что со мной, и те что против меня. Одним нужно мое богатство, а другим — моя жизнь».

К концу 813 г. события ускорились. Сообщение между левым и правым берегом было разорвано, квартал Карх заняли неприятельские войска, и территория, подвластная Амину, сократилась до Круглого города и его окрестностей. Халиф и Зубайда покинули свои дворцы Хулд и Карар и укрылись в Куббат ал-Хадра, в сердце города. Последние военачальники, сохранившие верность Амину, несмотря на то что почти все уже было потеряно, советовали ему собрать несколько сотен лучших воинов из абны и совершить ночную вылазку через одни из городских ворот. Тогда он мог бы добраться до Месопотамии или Сирии, а оттуда попытаться вернуть себе трон и империю. Его окружение, в котором имелись сторонники Тахира, отговаривало его от осуществления этого плана. Лучше всего сдаться, причем сдаться Харсаме, который с возрастом стал менее ретивым и которого Амин хорошо знал, а не вспыльчивому Тахиру. Без ведома Тахира халиф известил старого полководца о готовности прибыть в его лагерь, и между ними был заключен договор, в соответствии с которым Амин должен был прийти к Харсаме, одновременно передав Тахиру символы своей власти — плащ, жезл и печать. Харсама должен был приплыть на корабле вместе с несколькими людьми ко дворцу, и халиф тогда бежал бы вместе с ними. В последнюю минуту Харсама, заметивший подозрительное движение на берегу, предложил перенести операцию на ночь. Амин отказался.

Тогда Харсама прибыл с несколькими воинами. Он тотчас же бросился к ногам халифа, крича: «О, мой господин и повелитель! О, сын моего господина и повелителя!» Маленький отряд разместился на судне военачальника, но не успело оно отчалить от берега, как появились вооруженные люди, окружили корабль и пробили его. Судно погрузилось в воду вместе со всеми, кто на нем был. Один из воинов спас Харсаму, схватив его за волосы, в то время как Амин бросился в воду и попытался достичь противоположного берега вплавь. Его сразу же узнали, окружили и препроводили в соседнее здание верхом на осле. Тахир, настроенный против пленения халифа, прислал к нему нескольких рабов, одного из которых звали Корайш. Едва увидев их, Амин все понял. Тогда он повел себя с большим достоинством. Когда арестованный вместе с ним Ахмед, начальник его стражи, сказал ему: «Да будут прокляты министры, которые довели вас до такого положения», он ответил: «Не говори о моих министрах, или говори хорошее. Они невиновны. Что касается меня, то я не первый, кто попытался достичь цели и претерпел неудачу». Он погрузился в молитву. Около полуночи вошли персидские воины с обнаженными мечами. Халиф попытался дорого продать свою жизнь, но получил два удара по голове и рухнул наземь. Ударивший его Корайш отрубил ему голову и отнес ее к Тахиру. Последний, по обычаю, выставил ее на обозрение на главном мосту Багдада.

Вот так ночью с 24 на 25 сентября 813 г. погиб старший сын Харуна ар-Рашида, единственный халиф, происходивший из семьи Пророка и по матери, и по отцу. Перед смертью он вскричал: «Мы принадлежим Богу и возвращаемся к Богу! Я двоюродный брат Пророка, брат Мамуна!»

Теперь Мамун остался единственным халифом, но ему еще предстояло пройти долгий путь, чтобы подчинить империю своей власти. Череда гражданских войн прекратилась далеко не сразу, и многие события отсрочили его возвращение в столицу.

По смерти Амина Мамун постоянно находился в Мерве вместе со своим визирем и «покровителем» Фадлом ибн Сахлом, который стремился сделать Хорасан, где он пользовался большим влиянием и дружеской поддержкой, центром империи.

Не тогда ли Мамун захотел положить конец застарелой вражде с Алидами? Или над ним, в конце концов, возобладали его давние личные симпатии? Вероятно, и то, и другое. Весной 817 г. он принял неожиданное решение назначить своим законным наследником Али ибн Мусу, более известного под именем Али ал-Рида, восьмого имама двенадцатиричных шиитов. Черный цвет Аббасидов был заменен зеленым — Алидов. Али получил в жены дочь халифа Умм Хабиб, а его сын Мухаммед женился на другой дочери Мамуна Умм ал-Фадл. Аббасиды не были отстранены от наследования, но пока, наверное, вплоть до восстановления мира, когда халифскую власть можно будет вернуть потомкам Аббаса, править предстояло человеку, признанному самым достойным, а главное, способным усмирить распрю между Алидами и Аббасидами. Цель Мамуна заключалась в том, чтобы обеспечить единство семьи Пророка и сплотить халифат. Однако произошло обратное.

В очередной раз Багдадом овладело смятение. В итоге имеющиеся в наличии аббасидские принцы решили объявить о низвержении Мамуна и избрании на халифат одного из родственников Харуна ар-Рашида. Выбор сначала остановился на Мансуре, одном из сыновей Махди, но он отказался. Тогда халифом был объявлен другой из сыновей Махди, Ибрагим. Двадцать четвертого июля 813 г. в большой мечети Багдада прозвучала молитва с упоминанием его имени. Имя же Мамуна было опущено. Ибрагим получил титул ал-Мубарак, «Благословенный». В империи снова оказалось два соперничающих халифа.

Выбор Ибрагима, гораздо более известного в качестве музыканта и певца, нежели государственного деятеля, был странным. Великий артист, сотрапезник Харуна, любитель удовольствий, отличавшийся необыкновенной расточительностью, не обладал никакими качествами, необходимыми для управления империей, особенно в сложных обстоятельствах, которые она переживала. Казна была пуста, и очень скоро Ибрагиму пришлось прибегнуть к собственным средствам, чтобы платить жалованье армии. Когда его богатства оказалось недостаточно, он разрешил своим командирам кормиться от урожаев в Саваде, в районе Багдада. Они собрали урожай и разграбили деревни, что, разумеется, вовсе не добавило популярности новому халифу. В столице вспыхнули новые восстания, в ходе которых сторонники Ибрагима сталкивались с Алидами.

Дело Ибрагима было явно проиграно, а проалидское решение, придуманное Мамуном, провалилось. Все кругом это видели и понимали, кроме самого Мамуна. Али ал-Рида раскрыл ему глаза. Он разъяснил халифу, что народ, недовольный тем, что во главе государства стоит Фадл ибн Сахл, выступает против его назначения законным наследником. Большинство мусульман империи не могли смириться с передачей власти Алидам, и именно поэтому Ибрагима и провозгласили халифом. В результате Мамуну надлежало вернуться в Багдад, ибо мир могло восстановить только его присутствие. Военачальники подтвердили халифу правильность этой оценки ситуации, и в начале 818 г. Мамун покинул Мерв. Через несколько недель Фадл ибн Сахл погиб от руки убийцы, возможно, подосланного к нему по приказу самого Мамуна. Затем халиф небольшими переходами отправился в Ирак. Через шесть месяцев он достиг Туса, где помолился на могиле Харуна ар-Рашида. Именно там умер Али ал-Рида, по мнению некоторых, объевшись виноградом, другие добавляют, что виноград был отравлен Мамуном. Во всяком случае, эти две смерти уладили проблемы халифа: со сцены сошел визирь, опозоренный в общественном мнении, и от политики братания с Алидами стало можно отказаться.