Клей - Анна Веди

Из забытья его возвращает в реальность остановка поезда и ослабление магнитов кресла. Он отрывается от спинки сидения и оглядывается по сторонам. В полутёмном узком вагоне ещё около двадцати кресел, они расположены двумя рядами друг за другом, между ними очень узкий проход. Вагон полупустой. Этот поезд в два раза уже обычного поезда и в три раза уже самолёта, определяет на глаз Оливер. Он обращает внимание на то, что здесь все кресла одинарные, видимо, чтобы не заразиться. Двойные в другом вагоне. Хотя это бестолковая мера безопасности. Вирус повсюду в воздухе Земли, и если человек предрасположен к склеиванию, то никакие меры предосторожности не спасут.

Некоторые пассажиры поднимаются с кресел и направляются к выходу. Счастливых лиц нет, в глазах страх и обречённость. «У нас, учёных, есть хотя бы смысл в жизни и миссия. Мы что-то ищем, исследуем, анализируем. И это очень наполняет и питает. Но почему же я хочу и готов отказаться от всего этого? Не нравится быть счастливым, когда вокруг много горя и страдания? Или я чувствую укоры совести, будто не имею права на счастье, пережив утрату близких? Нет, дело не в этом. Не хочу заниматься наукой, не хочу помогать другим людям. Пока не знаю, почему», – эти мысли спонтанно приходят в голову Оливера.

Тут он замечает, что смотрит на престарелого седого мужчину, который пальцем ест что-то из консервной банки. Мужчина торопится, чтобы успеть к выходу, и нервно озирается. Оливер смотрит на него, вернее, сквозь него, погружённый свои мысли. Когда проходит наваждение, оказывается, что мужчина, уже доев, в упор глядит на Оливера. Когда их взгляды встречаются, мужчина вопросительно кивает головой: «Что надо?» – шевеля губами, произносит в такт кивку. Оливер тут же отводит взгляд и создаёт видимость бурной занятости своим рюкзаком. Но мужчина подходит к Оливеру вплотную.

– Ещё раз спрашиваю, что-то хотел? – он впивается глазами в слегка растерянного Оливера и, уже готовый напасть, сжимает кулаки.

– Ой, да нет, ничего не хотел, задумался, извините. У Вас всё в порядке? – спросил он и тут же пожалел о заданном вопросе.

– А что, похоже, что не в порядке?

Поезд в последний раз выдыхает пары и останавливается. От резкого толчка мужчина не удерживается и падает в узкий проход, при этом головой бьётся о ручку кресла. Всё происходит в одно мгновение, и Оливер не успевает его подхватить, соображая, как ответить и уйти от дальнейших разговоров. Мужчина явно не в себе и лезет на рожон. Но всё происходит нелепо и трагично. Ударившись головой, он ещё пару секунд висит в воздухе и потом с громким стуком падает на пол, бездыханный. Изо рта у него идёт кровь. Оливер встаёт. «Ведь предупреждают, не вставать до полной остановки поезда. Куда он полез, дурак? Вот и схлопотал».

Он щупает пульс, убеждается, что мужчина мёртв, и нажимает на кнопку вызова стюардессы, считая своим долгом не уходить, пока не придёт кто-нибудь из персонала поезда. Другие пассажиры, лишь оглянувшись, продолжают двигаться к выходу. Некоторым приходится развернуться в другую сторону из-за неожиданного препятствия на пути, внезапно погибшего пассажира. Кто-то качает головой. Ребёнок плачет. Оливер стоит, уставившись в одну точку, не в силах двинуться с места. Он почему-то не уходит. Ждёт. «Ведь я только что думал, что всё, не хочу помогать другим людям, и вот, опять остаюсь, когда все безучастно уходят. Ему уже не помочь. Долг. Дурацкий долг. И совесть. Будь они неладны. У него явно были какие-то проблемы». Приходят стюардесса и начальник поезда.

– Что произошло? – строго спрашивает начальник, не выражая эмоций и прощупывая пульс.

– Он встал, поезд остановился, дёрнулся, и он упал, – ответил Оливер, стараясь соблюсти маску безразличия, а то ещё приплетут какую-нибудь деятельность, связанную с помощью ближним.

Начальник поезда больше не обращает внимания на Оливера, звонит и вызывает бригаду вывоза трупов, параллельно отдаёт распоряжения стюардессе. Оливер, понимая, что на этом его миссия окончена, и он больше не нужен, выходит из вагона. Тут же на перроне пересаживается на первый попавшийся клаудуз и уже спокойно, по сравнению с поездом, летит в Санкт-Петербург.

В Питере, так же как в Нью-Йорке и в Москве, льёт дождь. Это уже норма. Но сейчас он льёт непрерывно, и к запаху сырой земли примешивается кисло-спиртовый запах брожения. Клаудуз приземляется на крыше гостиницы. Оливер выходит. У входа в здание его встречает робот, сканирует его личность и пропускает внутрь. Оливер спускается в свой номер, забронированный ещё на Микзе, и окунается в горячую ванну. Он уже собрался отдохнуть и поспать, но слышит писк сети и подключается. Это Ангелина. И его губы невольно расползаются в улыбке. Какой приятный сюрприз! Вдали от дома он ощущает большее тепло от её присутствия и поддержку, скучает по её умным глазам и ангельскому личику. В этот раз оно выражает беспокойство.

– Привет, Оливер! Наконец-то я поймала тебя. Видимо, ты в движении, и сеть неуловима… – сходу выпаливает Ангелина.

– Здравствуй, здравствуй, дорогая! – слегка уставшим голосом и относительно спокойно перебивает её Оливер. – Я только что приехал в Питер. Как ты там?

– В общем, я нормально, что мне тут будет? Всё отлично! Скучаю немного, хотя загружаю себя делами под завязку, и получается, что некогда скучать. Но вспоминаю о тебе очень часто, – улыбается она, и тут же её лицо принимает беспокойное выражение. – Я уже десять часов не могу дозвониться до Софии, и это меня беспокоит. Это как-то странно.

– Я съезжу и посмотрю. Посплю только. Организм требует отдыха, и пока ещё не придумали лекарство, чтобы не спать без ущерба для здоровья, – умничает Оливер. – А что странного? Думаешь, что-то случилось? Хотя здесь возможно всё.

– Естественно, поспи. Я не заставляю тебя срываться и ехать искать Соню, – Ангелина обдумывает что-то. – Да, случиться может всё что угодно. Будет жаль.

– Мне до сих пор непонятно, почему ты так озабочена этой девушкой? Я тут много думаю о том, зачем вообще помогать другим людям. Ладно, если просят о помощи, а если нет? Я не чувствую от этого ничего, кроме ощущения себя приближенным к богу. Но ведь тогда это я для себя делаю, – помогаю другим, – получается эгоизм чистой воды. Но у меня нет потребности чувствовать себя богом.

– Ты там ничего не принимал, дорогой? Как-то странно рассуждаешь, это не похоже на тебя. Ты всегда стремился помогать ближним, занимаешься творчеством и сёрфингом. Это также даёт ощущение божественности.

– Нет, не принимал, – оскорбляется Оливер. – Это началось, ещё когда я летел на Землю. Эти мысли.

– Ты просто устал, и тебе нужно отдохнуть. Я даже не представляю, чтобы ты не помогал людям.

– Ладно, не обращай внимания. Пройдёт. Посплю и поеду. Это где-то на окраине, за высохшей Фонтанкой? Я уже посмотрел по навигатору. Сделаю всё, что в моих силах, так что не переживай. София – взрослая девочка, и несёт ответственность за свою жизнь сама.

– Да, согласна, согласна, – Ангелина опускает глаза и погружается в мысли, через минуту очнувшись от них, она вздыхает. – Ох уж это моё чувство вины! Муки совести меня просто съедают.