Клей - Анна Веди

Эти мысли вытолкнули его в настоящее, и ему захотелось полежать рядом с ней и вспомнить, как это было приятно и хорошо. Он ложится рядом с матерью, она открывает свои затуманенные глаза и молча смотрит на него с любовью и страхом. Макс смотрит на неё. Он хотел бы услышать её голос, такой нежный, чуть низкий и гортанный, который всегда заставлял его сердце учащённо биться и вздрагивать, когда она повышала его. Он поворачивается на бок и смотрит на неё, а она на него. Кажется, они понимают друг друга без слов. У Макса катится слеза, а мать отворачивается и смотрит в окно. Макс всё отдал бы, чтобы узнать, о чём она сейчас думает. Он отгоняет мысли, что она может умереть, он боится, что неминуемое может произойти очень скоро. Главное, чтобы это не случилось во время эксперимента. Странная смесь ненависти и симбиотической привязанности к матери уже не беспокоит его. Он не знает, как может быть по-другому, для него только так правильно и лучше всего.

– Поезд «Нью-Йорк – Москва» отправляется через пять минут. Он проследует без остановок по скоростному туннелю. Во время движения соблюдайте меры безопасности, которые указаны и демонстрируются перед вами на экране, – звучит голос в динамиках.

Оливер располагается в свободном кресле в середине салона у окна неподалёку от запасного выхода. И вскоре поезд трогается и несёт его сквозь водное пространство и земную мантию по туннелю. Электромагнитное пространство, созданное между Москвой и Нью-Йорком, позволяет мгновенно набирать скорость до 900 километров в час и притягиваться к пункту назначения. Оливер сидит в удобном кресле, пристёгнутый ремнями безопасности. Поезд в пути пять часов. Он прорезает пространство с одной стороны земного шара на другую, и за минуты день сменяет ночь.

Оливер смотрит в окно, и, пока они входят в пространство континентальной земной коры и углубляются в мантию, перед его взором возникают разноцветные картинки. И чем глубже уходит поезд, тем больше преобладание красного, оранжевого, жёлтого. Оливер почти ощущает жар, который как будто пляшет и дразнит его цветом огня. На экране предлагают напитки от галлюцинаций, но он отказывается. Он летал в космосе, и не однократно, на Микзу и обратно, и что ему волноваться на тему галлюцинаторных реакций от проникновения вглубь Земли? Когда-то в детстве он уже совершал такую поездку с родителями, но уже плохо помнит. Вдруг ему кажется, что его крепче примагничивает в кресле, и он видит разных людей, неизвестных ему. Разных возрастов, национальностей. И через время приходит мысль, что это люди, которые сидели в этом же кресле. Они проносятся чередой лиц перед взором Оливера. Их очень много, и он начинает считать. Десять, пятьдесят, сто, двести… Он сбивается и уже устало смотрит на них. Сколько людей проехало в этом кресле за срок службы поезда? Может, это система их запоминает и сейчас транслирует? Но как это возможно? Ведь Оливер видит их абстрактно, размытые образы. На мгновение ему становится страшно, ведь кто-то из них уже ушёл из жизни. До Оливера доходит, что это галлюцинации. Его тело вдавливается в кресло ещё сильнее, он пробует оторваться, но сила тяготения сильнее его. Ему приходится смотреть на череду лиц, которая кажется нескончаемой. Но вот, Оливер видит себя, отражающегося в пространстве, сидящего в кресле с удивлением и испугом в глазах. Он чувствует, что давление уменьшилось, и магнитная волна отодвигает его от кресла. «Хорошо, что это только здесь такие видения, не хотелось бы мне видеть столько людей каждый раз, садясь в кресло и перемещаясь в пространстве».

Меж тем, электричка «Нью-Йорк – Москва» углубляется в земную мантию. Современные мощнейшие системы охлаждения заложены в конструкцию туннеля и в состав материалов, из которых изготовлен сам поезд. Известно, что на строительство внутриземного туннеля ушло около десяти лет, и при работах погибли сотни человек. Он был построен сразу после межгалактического лифта с использованием схожих технологий.

Оливер смотрит на расположенный перед ним экран, имитирующий окно, на который транслируются внешние ландшафты, если так можно назвать земную мантию. Она необычна и неповторима. Самые разные цвета возникают неожиданно и застают врасплох, кажется, что это огромный калейдоскоп, и невозможно удержаться, чтобы не смотреть. Как только поток лиц прекращается, и Оливер вздыхает с облегчением, он неотрывно смотрит на эту мозаику, и она завораживает не меньше, чем мелькание лиц, перемещение по межгалактическому лифту или космические пейзажи. Глубины Земли уже не сопротивляются и принимают вторжение внешнего мира. Огонь разгорается и тут же гаснет, вернее, он задувается мощным потоком охлаждающего пара, который испускают двигатели поезда. Иногда огонь разгорается мгновенно и так мощно, что кажется, сейчас он сожрёт поезд и всё его содержимое. От этого становится жутко, и Оливера пробирает озноб. «Люди всегда стремились в космос, а здесь внутри, в недрах Земли, не менее интересно и жутко».

– Чёрт побери! – Оливера осеняет внезапная мысль, и слова рвутся наружу. – А вдруг этот поток лиц – это умершие, погребённые в землю, их души, которые ушли вглубь Земли?

– Не говори чепухи. Какие души? Мне даже стыдно, что ты можешь предположить такое, – говорит другая часть Оливера, не верящая в существование души.

– Что тогда это были за лица? Кто это?

– Ты правильно подумал, это люди, которые ехали когда-то в этом поезде, сидели в этом кресле, их запомнила система экрана. А вызванная погружением галлюцинаторная реакция и стресс от погружения возродили память системы.

– Логично, но что-то не сходится. Мне приятно предположить, существование души реально. Это нельзя отрицать категорически, – ведь не доказано ни её существование, ни её отсутствие.

– Вот именно, поэтому что тратить время на догадки и предположения? Будь разумным и не пори чепухи. Ох, уж, эта религиозная тема! Чушь всё это. Фанатизм и обман народа.

– А может быть, и нет. Повторюсь, ведь не доказано ни то, ни другое.

Оливер смотрит в имитированное окно. Темноту освещает прожектор поезда. И постепенно Оливер засыпает. Его будит механический голос:

– Через пятнадцать минут наш поезд прибывает на конечную станцию Москва. Надеемся, что наше путешествие было не очень утомительным для вас, и вы воспользуетесь нашими услугами снова. Всего доброго!

«Как ни в чём не бывало. Люди дохнут, как мухи и жуки, а здесь такое чувство, что ничего не произошло. Может быть, глубина укрывает и укутывает от переживаний всего мирского? Но на Микзе нет таких ощущений. Там всегда болит душа, и хочется помогать людям. А может, это в моём сознании что-то происходит, и мне становится безразлична судьба других людей? Удивительно, я столько лет боролся за лучшую жизнь, за справедливость, помогал ближним и не только, – всем, кто обращался за помощью и кто не обращался. Просто сам видел проблему и предлагал своё решение. А сейчас мне не хочется. В экстремальных условиях усиливаются ощущения, такие мысли меня посещали во время перелёта и сейчас, при погружении на глубину. Это скрыто в моём подсознании, и я просто двигался по инерции, встав на рельсы «помоги другому». Может, я устал, выдохся и поэтому ничего не хочу, кроме как лениво лежать на песочке Микзы, слушать шум волн и грохот водопада, строить скульптуры из песка и проживать свои годы. Жизнь такая невероятно короткая…» Оливер опять вспоминает смерть своей жены и погружается в грустное, депрессивное оцепенение, сожалея о своей прошлой жизни.