Несущий огонь - Бернард Корнуэлл

Подозвав Свитуна, я дал ему серебро.

– Проведешь день здесь, – велел я, имея в виду «Гуся». – В драку не лезь. Не напивайся. Никакой похвальбы. И держи ухо востро.

– Да, го… – Он успел вовремя остановиться, не произнеся слово «господин».

Свитуну нравилось называть меня дедушкой на людях, но, когда мы оставались одни, для него оказалось почти невозможным не обращаться ко мне «лорд» или «господин». А в тот момент во дворе, кроме нас, топталось еще десятка два людей. Кто-то умывался из конской поилки, другие пользовались уборной, примыкающей к восточной стене. Уборная представляла собой просто глубокую канаву с деревянной скамьей наверху. Предполагалось, что дерьмо из канавы будет смываться водами потока. Вонь стояла жуткая.

– Пусть девки болтают, а ты слушай!

– Хорошо, го… И вот еще… – Он помялся и опустил взгляд на серебряные шиллинги. Моя щедрость явно изумила его. – А будет правильно, если я…

– Они ничего не скажут тебе, пока ты им не заплатишь. А платишь ты им не за беседу, так ведь?

– Так, го…

– Тогда исполняй свой долг.

Я сильно сомневался, что кто-то из девок уже проснулся, но Свитун едва не бегом помчался в главный зал таверны.

Осви выглядел обиженным:

– Я бы мог тоже…

– Сможешь еще, – перебил его я. – Вечером наступит твоя очередь. К тому времени Свитун выдохнется. А теперь давай уберемся подальше от этого смрада.

Меня интересовало, куда катили те бочки. Ответ нашелся быстро. Выйдя со двора таверны через заднюю калитку, мы не сделали и тридцати шагов, как услышали визг. На широкой улице, ведущей на восток, в поля, группа мясников забивала свиней. Двое орудовали топорами, остальные ножами и пилами. Животные верещали, предугадывая свою судьбу. Взлетали топоры, фонтаны крови били в стены домов, стекая в уличные канавы. Облизывались собаки, вороны расселись на крышах, женщины старались собрать свежую кровь в горшки и котлы, чтобы потом смешать с овсом. Мясники работали грубо, отсекая лопатки, окорока, подчеревки и выпуская потроха. Отрубленные куски швыряли людям, которые укладывали их в бочки слоями, пересыпая солью. Кидали и рульки, а заодно почки, но большую часть туши оставляли. Головы, кишки, легкие и сердце выбрасывались, и собаки грызлись за них, женщины старались перехватить, что можно. А визжащих свиней все гнали и гнали, чтобы обрушить им на череп удар тупого лезвия. То, что головы и сердца выбрасывались, свидетельствовало о спешке.

– Неправильно это, – пробормотал Сердик.

– Выкидывать головы? – спросил я.

– Свиньи, они умные, лорд… – Он осекся. – Прошу прощения. Мой отец держал свиней и всегда говорил, что они умные. Свиньи знают! Когда хочешь забить свинью, ее надо взять врасплох. Так будет по-честному.

– Да это всего лишь свиньи! – презрительно бросил Осви.

– Неправильно это! Они знают, что происходит.

Я не мешал им спорить. Мне вспомнились слова лазутчика Этельфлэд, отца Кутвульфа, который утверждал, что флот выйдет в море не раньше праздника святой Энсвиды, а до него оставалось еще несколько недель. Но если я распространяю легенды, чтобы сбить с толку врагов, то почему так не может поступить Этельхельм? В этом безумном забое есть хоть какой-то смысл, только если корабли выйдут в море значительно раньше праздника святой Энсвиды. Быть может, через несколько дней? А то и сегодня! Зачем еще приплыла Эльсвит? Едва ли отец станет неделями томить ее в этом затрапезном городишке в Восточной Англии. Как и держать так долго без дела своих воинов.

– Идем в гавань, – сообщил я Осви и Сердику.

В куче хвороста у таверны я подыскал себе корявую палку и прохромал мимо «Гуся», опираясь на нее и старательно сутулясь. Это замедляло наше продвижение, ясное дело, но я надеялся, что так никто не заподозрит в колченогом старике с согбенной спиной Утреда Властелина Войны. Перебираясь через неровную щель между берегом и причалом, я позволил Сердику поддержать меня под локоть. Палка стукнула по доскам, а когда Сердик отпустил меня, я слегка пошатнулся. Здесь ветер ощущался сильнее, он гудел в корабельных снастях и гнал по поверхности реки белые барашки.

Длинная пристань тянулась вдоль берега реки, а два пирса уходили от нее. То были шаткие конструкции, так переполненные судами, что большинство пришвартовали борт к борту, а местами три корабля вообще соединили – становившиеся с внешней стороны швартовались к борту того судна, что стояло ближе к причалу. «Эльфсвон» оказалась посередине пристани, с командой из дюжины человек, ночевавших, как я понимал, на борту. В городе места было не найти – все таверны забиты. Если Этельхельм, или кто уж там командует этими войсками, не даст вскоре приказа выступать, не миновать беды. Праздные люди опасны, особенно если эти праздные люди имеют эль, шлюх и оружие.

Большая часть кораблей была, по моим прикидкам, торговыми судами. Их отличали пузатый трюм и более низкие, чем у боевых, нос и корма. Некоторые выглядели покинутыми. Одну из посудин наполовину залило водой, ее неухоженные доски почернели. На ее рее не было паруса, оторвавшуюся снасть трепало ветром, но тем не менее к ней было причалено еще одно судно. Другие «купцы» были нагружены бочками и ящиками, аккуратно сложенными в середине, и на каждом таком судне на борту присутствовало человека три или четыре. Я насчитал четырнадцать «торговцев», готовых выйти в море. Стояли тут и боевые корабли: длинные и узкие, грозные на вид. У большинства, как у «Эльфсвон», на штевне возвышались кресты. Таких, считая «Эльфсвон», насчитывалось восемь, все с командой на борту и по преимуществу с чистой ватерлинией. Я помедлил у одного из таких, вглядываясь в пенную воду, и заметил, что корабль недавно вытаскивали на берег и скоблили, удалив с днища нарост из водорослей. Чистое днище помогает кораблю развивать высокую скорость, а скорость выигрывает сражения на море.

– Чего таращишься, калека? – спросил меня моряк.

– Благослови тебя Господь! – отозвался я. – Благослови тебя Господь!

– Отваливай и сдохни, – буркнул матрос и перекрестился.

Встреча с калекой предвещает несчастье. Ни один мореход не пойдет по доброй воле в море с калекой на борту, и даже если такой просто приблизится к судну, это может разбудить злого духа.

Первую часть приказа я исполнил, заковыляв дальше по пирсу. На корабле я насчитал шестнадцать пар банок, что означало тридцать два гребца. «Эльфсвон» и два корабля, пришвартованных спереди и сзади от него, были еще больше. Допустим, по пятьдесят человек на борту у каждого. Получается восемь боевых кораблей Этельхельма способны нести четыреста воинов, а еще их можно разместить и на торговых судах. Целая армия.

И я не сомневался, куда нацелена эта армия. На Беббанбург. Кузен мой был вдовцом, вот Этельхельм и подыскал ему невесту. Мой кузен подыхает с голоду, вот Этельхельм и везет ему еду. У кузена не хватает людей для защиты стен Беббанбурга, вот Этельхельм и посылает ему воинов.