Я, президент и чемпион мира - Лали Морошкина

— Никогда не догадаешься, с кем я сейчас встречалась, — хвасталась я. — Представь, столько генералов вместе! — Я начала перечислять фамилии.

Георгий слушал меня без особой реакции:

— Да, хорошо, хорошо. Короче, вечером в Вариани будет небольшое застолье, так что жду…

— Почему тебя не интересуют мои дела? Говорю ведь, что встречалась с такими людьми и провела с ними совещание, а ты мне о какой-то пирушке, — закричала я и отключила телефон.

Все мужчины одинаковы! Георгий позвонил через две минуты.

— Ладно, Лал, что ты горячишься? Я очень рад, просто вышел сейчас после тренировки и очень устал. Сними свой вычурный костюм, надень джинсы и кроссовки, как нормальный человек, и приезжай — немного отдохнешь, развеешься, и все твои генералы забудутся, — Георгий всегда мог разрулить любую ситуацию.

И правда, кого интересуют мои служебные дела? Выплеснув эмоции, я расправила плечи и вернулась к работе.

Вариани находится в 80 километрах от Тбилиси, поэтому я поехала из министерства домой и быстро приступила к подготовке. Из-за того, что в последнее время мне постоянно приходилось ходить в строгих костюмах, я радовалась представившейся возможности влезть в джинсы, по которым очень соскучилась.

Какие выбрать? Эти, с красной полоской, или эти — с золотыми сердечками? Я остановила выбор на последних и подсознательно отметила, что в последнее время позволяю непривычную для себя сентиментальность…

Из Варианской усадьбы слышалась громкая музыка. Георгий, конечно, очень любил развлечения и кутежи, но сегодня, казалось бы, ничего значимого не было запланировано, иначе бы я знала. Я подъехала на машине вплотную к гостинице. При выходе меня застало шокирующее зрелище — выстроившиеся в ряд мужчины отдавали мне честь и фальшиво в сопровождении баяна и чего-то из ударных пели «День Победы».

— Не может быть, — закричала я, когда картина прояснилась, и я увидела основательно подвыпивших «моих» генералов — участников утреннего совещания.

У Георгия от смеха лились слезы. Представьте мою реакцию. Целый день я сверлила человеку мозги своими генералами, не подумав, что они по служебной необходимости — и не только — чаще всего были гостями именно этого пограничного села Вариани и лично Георгия.

— Я вас где-то видел, — такой была реакция изрядно захмелевшего генерала Набздорова, который с интересом рассматривал золотые сердечки на моих джинсах…

…Вскоре в Министерство по особым делам позвонили из Цхинвальской администрации.

— Госпожа Морошкина, наши правоохранительные органы задержали ваших ребят, и, если вы осмелитесь приехать, мы передадим их. — Информация была сухой и лаконичной.

— Малхаз, что делать? — спросила я министра.

— Раз обратились к тебе, ты и должна ехать. Конечно, риск есть, но решать тебе.

— Ну что, игнорировать «если осмелитесь»? Я поеду, кто со мной? — спросила я.

— Лали, ты ведь знаешь, что из-за нашего скудного бюджета я не могу послать с тобой ни водителя, ни охрану. Короче, решай.

А в это время министерство «бомбили» родственники задержанных — арестованные за наркотики девятнадцатилетний парень и двадцатилетняя беременная девушка проводили холодные декабрьские дни при температуре двенадцать градусов мороза в цхинвальской тюрьме.

— Сандро, мой дорогой, я и в глаза не видела Цхинвали, к тому же, не знаю дороги, прошу, поезжай со мной, ну… — молила я по телефону начальника трассы Сандро Мезвришвили.

— Конечно, Лали, какие проблемы, как пожелаешь. Только скажи, когда тебе нужно, мне ведь еще машину подготовить.

— Сейчас же, Сандро, сейчас же, иначе что ждет тех ребят — никто не знает, — ныла я.

— Хорошо, базара нет, через час буду у министерства, приготовься.

* * *

— Ты что, едешь так? — спросил Сандро, когда я садилась в машину.

— Да, а в чём дело?

— Ведь там холод собачий, а ты налегке. Это тебе не Тбилиси, а Цхинвали. Хочешь, заедем к тебе домой?

— Нет, времени нет, мне ведь не по улицам гулять, поехали.

Машина взяла курс на север.

Цхинвали оказался маленьким угрюмым поселком, в котором особо не чувствовалось признаков жизни. «Кинули русские осетин», — подумала я. Полная стагнация — ни кино, ни театров, ни ресторанов, ни галдежа, будто Цхинвали всё еще оплакивал случившееся несчастье.

В резиденции Кокойты я заметила журналистов нашего регионального телевидения.

— Что вы здесь делаете? — спросила я бывших коллег.

— Позвонили из администрации Кокойты, что, мол, собираются передать заключенных грузинской стороне.

Все стало ясным. Кокойты пытался набрать очки. Жест доброй воли должны были увидеть по всей стране.

От администрации так называемого президента исходил сильный постсоветский запах. Вскоре оказалось, что этот запах совсем не был воспоминанием «ушедших времен», — дело в том, что цхинвальская администрация отапливалась керосиновыми печками.

Кокойты оказался среднего роста, коренастым мужчиной. Как и большинство в Цхинвали и Картли, он тоже был бывшим борцом.

— Очень приятно. Холодно, мороз! — сказал он с грубым, специфическим акцентом и предложил притулиться возле керосинки. «Ва, президент согревается у керосинки?» — засмеялась я про себя.

Кокойты коротко описал обстановку и высказал удивление по поводу того, что я приехала без охраны и эскорта.

— Как вы не побоялись? — спросил он.

— Просто, — ответила я. — Это территория Грузии! Я могу поехать, куда захочу и когда захочу.

— Это спорный вопрос. Перейдем к делу, подпишите акт освобождения.

Я расписалась на документе о приеме грузинских заключенных.

— Идите в тюрьму, — сказал Кокойты.

Я поняла, что это было своего рода психологическое давление.

Двери цхинвальской тюрьмы открывались тяжело и медленно. Конвой, сопровождавший меня, выдвинулся вперед. В конце бетонного коридора вдруг послышался душераздирающий плач. Я ускорила шаги. Несчастные молодые грузины горько сожалели о содеянном и надеялись на чудо. А вообще-то, между нами, ведь если б не этот, пусть сделанный с расчетом жест доброй воли Кокойты, заключенные еще долго не увидели бы солнечного света.

Снаружи нас ждали измученные, перенервничавшие, но безгранично благодарные родители молодых.

— Огромнейшее спасибо, да благословит вас Господь! — раздавались их восклицания.