Тьма египетская - Михаил Попов

— Если бы не было на свете Авариса, я бы хотел жить в Вавилоне. Сузы многолюдны, как муравейник, Сидон и Гебал — это немыслимые горы ценных товаров, дворец Миноса на Крите — чудо из чудес, Фивы слепят величием своих храмов, Ашшур — гнездилище несгибаемых воинов. Есть на свете города, целиком вырубленные в толще скал, есть города, сидящие, как чайка, на одном камне — Тир или рассеянные в бесконечных зарослях камыша, как Импур в низовьях Евфрата, но чудо из чудес — Вавилон. Войско его сейчас ничтожно, правитель едва-едва собирает подати с подвластных земель, каналы чистятся плохо, но все знают, что живот мира там.

— А сердце — Аварис?

— В отличие от вас, египтян, мы считаем, что ум человеческий располагается не в сердце, но в голове. А теперь я объясню, почему хорошо для Вавилона наименование — живот. Раньше и чаще всего животу служат зубы, правильно? Отчего-то случилось так, и это испокон веку, что у жителей Вавилона самым страшным уродством считалось отсутствие но рту какого-нибудь зуба. Для человека придворного или выходящего жреца простительнее не иметь руки или ноги, чем зуба. Вавилон всегда славился своими лекарскими школами и самыми разными врачевателями, он и теперь торгует ими, как Васугани лошадьми. Самыми уважаемыми и ценимыми были те из них, кто умел утишить зубную боль, изъять изо рта сгнивший зуб и заменить его таким образом, чтобы окружающие не могли догадаться о постигшем человека уродстве. Из чего только не вытачивали подставные зубы — из кости, из белого дерева чиринш, из особого воска, смешанного с известковой пылью, — такие держались не более часа, но никогда не удавалось добиться хорошего результата. С подставным зубом человек, в лучшем случае, мог только говорить, улыбаться, даже пить ему приходилось с осторожностью. Тем не менее заведения зубных лекарей были очень популярны у знати, хотя посещались они, конечно, совершенно тайно. И вот однажды появился в животе мира один зубной лекарь, который умел подставлять зубы так, что они держались почти как настоящие. В чём был его секрет, никто понять не мог, а чтобы и не имел возможности выпытать, мастера забрали в царский дворец, дабы он своим искусством поддерживал авторитет правящего дома. Человек, обладающий столь необыкновенным искусством, не мог не стать влиятельным при дворе, а поскольку, помимо лекарских умений, он обладал и ещё многими иными, для окружающих неведомыми, вскоре смог добиться цели, для которой был обучен и послан в Вавилон. Правитель величайшего города доверил ему не только свой рот.

— Можешь не продолжать. Или, наоборот, можешь продолжать.

— Я понимаю тебя. К правителю Пунта наш человек приблизился сквозь летучий мир запахов. Тамошние порты центр торговли благовониями по всему свету. Тамошние гавани просто окутаны облаками самых необыкновенных ароматов. На складах лежат сокровища, способные не только превращаться в серебро и золото, но и повелевать чувствами и воображением человека. Соединяя особым, проверенным способом запахи, можно сделать человека счастливым, а можно ввергнуть в бездну отчаяния. Приобретена была лавка благовоний, составлен и послан в дом тамошнего главы ткачей особый вид пропиточной жидкости. А надо сказать, что ткаческие сообщества необыкновенно влиятельны в тех краях, не менее княжеских родов. Глава ткачей оценил подарок очень быстро, ибо его ткань, пропитанная новым составом, продавалась втрое лучше прочих и втрое же дороже. Был отыскан и обласкан составитель нового запаха...

— Ты не назвал мне имя этого управителя запахами, ты не назвал мне имя зубного лекаря.

— В данном случае и произнесённые, и непроизнесённые имена равны между собою, ибо те, кто их носил, давно уже мертвы. Я рассказал тебе, каким образом Аварис овладевал сердцами существующих ныне царств. Теперь достигнутое положение лишь поддерживается. Каждый тайный посланник Авариса, «царский пастух», воспитывает при себе «пастушёнка», передаёт ему своё положение и рычаг влияния, когда для этого подходит нужный момент. Причём выбирает момент не он сам, но Аварис, неусыпно следящий за всем окоёмом мира, где пекут хлеб и варят пиво. В странах горных и лесных дикарей мы не имеем влияния на порядок управления, и это легко понять. Так же точно мы не управляем стадами полосатых лошадей к югу от нильских порогов и орлами в горах, что возвышаются над страной Наири. Крокодилы вод и чудища народных рассказов нам тоже не подвластны. Реку, по которой мы плывём сейчас, я знаю лучше, чем большинство жителей долины. Я поднимался выше великих порогов, бывал в землях, где лишь слышали о Египте и о Аварисе, был даже там, где эти имена никому не известны. Дикость тамошних пародов близка к дикости животных, они не имеют царств и царей, у них нет даже и купцов, а подчиняются они только своим колдунам.

— Не встречался ли ты с этими колдунами?

— Не один раз, и даже с самым могущественным из них.

— Не нубийца ли Хеку ты подразумеваешь сейчас?

— Его.

— Так ли он могуществен, как о нём говорят?

— У него есть большая власть над веществами. Он может превращать человека в мертвеца и превращать в своего бессловесного слугу, вроде собаки. Я сам видел, как он заставлял пить больных изготовленный им бальзам и оставлял лежать без движения неделю, а потом давал выпить другой и человек начинал ходить и разговаривать. От его взгляда простые нубийцы, я видел сам, падают без памяти. Многие, я слышал, считают его воплощением бога Хеки, чьё имя он носит. Я знаю, что это не так, но я знаю также и то, что он единственный из колдунов, а я много видел их на своём пути, который способен делать вещи выше моего понимания. Я раздумывал, как можно использовать его в наших широких планах, но понял — никак. Его нельзя изъять из места, где он живёт.

— Он старик?

— Ещё не так. Он уродлив, однорук и почти безумен. Думаю, именно в силу этого священного безумия ему и открываются тайны его древнего ремесла. Наука Авариса идёт иными путями. Мы хотим, чтобы один раз кем-либо достигнутое потом стало достижимым для всякого посвящённого. Хека же один в своём роде, и никому, даже самым преданным ученикам, он не способен передать суть своего умения. Кроме того — золото ему не нужно и не нужна власть, кроме той, что у него уже и так есть. Его ничем нельзя приманить и ничем нельзя испугать. Мы сочли, что надо оставить его там, где он произрос, и все его снадобья имеют силу только в его руках.

Аменемхет вытер вспотевшую шею куском белой ткани. И вернул разговор в прежнее русло.

— И что же, во все эти годы не случалось среди вашего нечистого племени предателей, не происходило случаев, подламывающих все изощрённые планы?

— Бывало всякое, и будет такое, чего не упредвидишь. Для таких случаев есть я и такие, как я. Ты же помнишь, я говорил, что вернулся из страны эламитов, из Суз, где вразумил наследника престола, который не поддавался вразумлению своего сердечного, но слишком размягшего сердцем друга. Вот моя работа, хотя и не вся полностью. А предательство у нас невозможно, рыба не может предать воду.

— А что делаешь ты сейчас?

— Спасаюсь бегством от царского гнева, ибо преступил черту, которую преступать не может никто, как бы высоко он не стоял.