Рымба - Александр Бушковский

Сливе показалось, что Митя покраснел.

– Почему слушал? – продолжал тот. – Жалко мне ее, одна она. Ни детей, ни семьи, только книжки в голове. Зато знаешь какие стихи! Душу выворачивают, честное слово. Хочешь – верь, хочешь – не верь. Да вот, на, почитай!

Митя извлек из кармана помятый тетрадный листок, сложенный вчетверо. Слива взял его машинально, развернул и медленно прочитал.

– Извини, Иваныч, – наконец пробормотал он и вернул листок Мите.

– За что же?

– Плохо подумал о тебе. Не ожидал…

– Ерунда! Я и сам не ожидал такого оборота. В жизни книжек не читал, а тут Зиночка эта, да со стихами! – Митя улыбнулся как-то удивленно и добавил: – Плюс обрадовался я, что водки одонок остался не допит. Ты храпишь, не выливать же… Прости и ты меня, Славян, и не психуй! Моя Любка всем нравится, я привык. Но уж ей-то ничего объяснять не станешь, сам понимаешь.

– Почему?

– Бабы! Ну вот ты чего развелся?

– Уж и не помню толком. По пьянке чего-то натворил. Или наговорил. Хотя нет, помню. По совокупности…

– Вот! А тут тебе не просто пьянка, а целая поэзия!

С самым началом рассвета они отчалили. Пробирались через длинные горбы наката навстречу растущему из-за горизонта солнцу, щурились и молчали. Воздух вокруг наполнялся светом, по медленным волнам побежала первая утренняя рябь. Сети свои они увидели еще издалека: поплавки, сделанные из пластиковых бутылок, мигали в солнечных лучах на воде, как гирлянды.

– Давай-ка тряханем! – Митя подрулил к концевому поплавку и, перегнувшись через борт, ухватил его. Одновременно заглушил двигатель. – Держи мористей!

Хорошо было снова напрячь себя как следует и ни о чем другом не думать! С ожесточением Слива жал рукоятки весел и греб во всю спину. Всегда бы так – брызги летят, пальцы горят, спина гудит и ноет от напруги, а голова пуста, свободна от тяжких дум! Шевелятся в ней лишь глаза, стынут только уши.

После шторма сети были забиты водорослями и грязью. Митя вытряс их насколько смог и бросил. Ни рыбешки. Не говоря ни слова, он завел мотор и направил лодку к скале.

Волдырь встретил их внутри, у входа в гавань. Он был хмур и задумчив.

– В селе ночевали небось? – спросил он Митю, схватив моторку за носовую ручку.

– У Зиночки в бане, – просто ответил Митя.

– Ну и правильно. Зинаида – наш человек. Так я и знал, что ветер вас туда загонит… Днем вчера, только вы уехали, снова полицейские на лодке появлялись. Вдоль наших сеточек прошлись, однако тронуть не решились. Смотрели, считали. Оглядывались. Вдвоем, без Витьки-участкового. Мне в бинокль все видно. Нехорошо это… Что на Конском, Славка?

– Нормально там все, – ответил за того Митя. – Ехать надо, Николаич. Девчонки волнуются. Отдай Славке карабин, бинокль и прыгай в лодку. А ты, разведка, гляди в оба, никого не застрели в случае чего. Если кто будет наши сети трясти, пали́ по мотору, на крайний случай – в борт.

– Пока нормальной лодки нет, оставляем тебе резиновую, – добавил Волдырь, – до берега добраться сможешь, если что. Паек наверху есть. Сало, спички, комулятор. Фонарик Митькин, новый, налобный. Чайник горячий. Тащи службу, сынок!

Волдырь хлопнул Сливу по плечу, сгоняя с лодочной скамьи.

– На днях заедем, сети глянем, сменим тебя, если устал! – Митя махнул на прощание рукой и вновь завел мотор. Задним ходом они вырулили из гавани, развернулись и, не оглядываясь, двинули за мыс, в деревню. Слива поднялся по лестнице в землянку, а потом и на мох вершины.

Успокоиться, как в прошлый раз, не вышло. Мох был сырым после вчерашнего снега с дождем. Часовой прислонился плечом к сосне и оглядел озеро. Никого. Едва только солнце поднялось над водой, как тут же закуталось в низкие меховые облака. Стало пасмурно. Тонкий ледяной ветерок не давал расслабиться, и Слива снова почувствовал раздражение.

Оно тлело в груди, как нарыв, и было необъяснимо. В чем дело? Врать же не пришлось! Почему тогда мутно и тоскливо внутри? Подумаешь, Митя попал ему под дых метким наблюдением! И не ерунда ли, что сам он ошибся в Мите, подозревая в том, чего не было? Часто ведь бывало в жизни, что он ошибался в людях, порой и в другую, худшую сторону. А тут все выяснилось и объяснилось! И что же? Митя, кто бы сомневался, оказался добрым и великодушным, Волдырь мудрым и проницательным, а он, Слива, подозрительным неврастеником, к тому же еще и прелюбодейным.

Мысль его неотвратимо погружалась в трясину уныния, дергаясь, как нерв в дырявом зубе, и, чтобы дать ей опору и удержать на свету, Слива спустился в землянку, надел на лоб фонарик и взял в руки карабин. Он решил разобрать его и почистить. Раньше это занятие всегда успокаивало. Но не сейчас.

Сейчас ладный и привычный СКС, с которым он был знаком еще со срочной, казался тяжелым и неудобным. В белом, словно больничном, свете фонарика металл его ствола отливал инеем, а деревянное цевье и приклад казались захватанными и сальными. Прикасаться к оружию больше не захотелось, и Слива оставил его лежать на столе, как мороженую рыбину, а сам разжег огонь в печурке.

Механически заварил в кружке чай, но пить его не стал. Под руку попался бинокль. «Хоть глаза занять», – подумал он и снова выбрался наверх. Там тучи опустились еще ниже, день еще больше потемнел и опять засвистел ветер, как в медный манок охотник, зазывающий рябчика. Слива встал поудобнее, выдохнул и поднес окуляры к глазам. Озеро приблизилось в упор и словно сильнее зашумело волнами. На краю скалы стоять было жутковато, и он на минуту забыл об унынии, ловя легкий ужас от близости обрыва.

Вот была у него в горах подзорная труба! Трофейная, двадцатикратная, на штативе! С господствующей высоты весь Город умещался в ней, как игрушечная крепость с солдатиками в картонной коробке. Но и этот биноклик тоже ничего. Все же цейсовские стекла! Молодец Волдырь, откуда и добыл-то его?

На сизом фоне дальнего берега появилась темная точка. Слива пригляделся. Похоже, лодка. Ну да, точно! Лодка. Сюда направляется, в наши места. Подождем… Теперь хандра уступила место тревоге. Он переводил свой усиленный оптикой взгляд с движущейся точки на поплавки сетей и понимал, что расстояние между ними тает.

Вскоре стало видно, что это лодка полицейских. Двое в серой форме и в шапках с кокардами сидели почти неподвижно и так же внимательно, как и Слива, наблюдали за поплавками. Приземистая металлическая лодка их слегка подскакивала на волнах, с каждым рывком немного изменяя направление своего движения, и оттого издали казалось, что она, как гончая сука, распутывает следы. «Ищут. Знают, где искать». – Он лихорадочно стал соображать, что станет делать, когда те начнут трясти их сети. Стрелять? В полицейский борт?

Возле сетей рулевой заглушил мотор, а его напарник привстал в лодке, выдернул из уключины весло и попытался подцепить им крайнюю бутылку-поплавок. Удалось ему это только с третьего раза, из чего Слива сделал вывод, что полицейские – рыбаки малоопытные. В бинокль было отчетливо видно, как неуклюже передвигаются они по лодке, раскачивая ее и толком не зная, за что взяться. Ясно, что собираются проверять снасти за поплавки, да еще и со стороны мотора, а это опасно: легко намотать полотно сети на винт. Наконец один из них с поплавками в руках встал во весь рост на корме, а другой на веслах кое-как развернул лодку по волне и ветру. Воровская похожка началась.