Рымба - Александр Бушковский

Что же он, спрашивает Олаф, сам смеется. В чем же его мудрость и величие? В любви и милосердии, отвечают купцы. Врагов своих Он любит и прощает, а тем, кто в Него верит и живет так, как Он просит, дает жизнь вечную и радость великую.

Тогда враги ему на голову сядут, отвечает им Олаф и велит привести девицу Уллу. Приглянулась ему Улла. Сильная, красивая, глаза – как у волчицы и кожаное платье – словно у валькирии.

Почему же ты хочешь креститься, спросил ее Олаф. Потому что любовь сильнее смерти, отвечала Улла. Когда Бог спустился с небес и стал человеком, чтобы учить других людей, как попасть в Его Небесное Царство, враги оклеветали Его, ученик предал Его, а друзья убоялись князей человеческих, отреклись и отдали Его на страшную казнь. Хуже “кровавого орла”. Бог знал, что Его предадут и убьют, но не стал им мешать, ни врагам, ни друзьям. Он любил их всех и хотел, чтобы они сами испугались своих дел, устыдились и раскаялись. Но враги прибили Его гвоздями к кресту и оставили кровью истекать и умирать, а когда Он испустил дух, спрятали тело в пещере, а вход завалили камнем, который не смогли бы сдвинуть и шестеро взрослых мужчин. Они боялись Его даже мертвым, а Он хотел, чтобы любили.

Как странно, задумался Олаф, и что же?

Бог перед смертью сказал людям, что воскреснет после казни, а кровь, стекавшая по кресту, станет тем эликсиром, который приведет людей на небо и покажет им не просто Валгаллу, а настоящую радость. Он воскрес, и белый ангел отворил вход в пещеру. Он взошел на небо, но перед тем показал своим верным ученикам, как из вина сделать кровь Бога, а из креста – защиту от всех злых духов. А те научили своих последователей. Но чтобы добыть эту кровь, нужно верить всем сердцем и служить Христу, не нарушая обетов… Вот эта кровь!

Улла показала Олафу маленький кувшинчик и сказала, что купцам его вручили ученики Христа. Они просили угощать из него по капле только тех, кто верит им. И тогда во сне они увидят Царство Божие, а после смерти попадут в него. Я согласен, сказал Олаф, если ты, красавица, выпьешь предо мной. Улла выпила, пригубил и Олаф. Но раз уж мы с тобою, Улла, вместе пили кровь Божию, то и спать должны лечь вместе, рассмеялся Олаф. Ты сильный воин, отвечала Улла, опустив глаза, и можешь сделать со мной что захочешь, но поверь мне еще раз. На небесах не будет ни мужчин, ни женщин, ни князей, ни рабов, ни горя, ни болезни и ни старости – лишь радость духа и счастье души. И если завтра ты в этом не убедишься, пусть будет как тебе угодно!

Это еще не все, великий Олаф, добавили купцы. Весь мир, все города и веси теперь знают о Едином Боге и будут рады новому брату! Ты сможешь выгодно с ними торговать, а если не захочешь, то завоюй их и сядь им на головы!

Утром Олаф собрал своих воинов и сказал им: “Братья, я видел рай во сне и хочу теперь, чтобы и вы увидели его вместе со мной! Мало того, я видел ад кромешный и не желаю, чтобы мы в него попали! Отправимся же вместе к Нову Городу, а оттуда в Византию, и пусть ученики Христа Бога сделают нас бессмертными и застолбят для нас чертог в небесном Иерусалиме! Веди же нас, Улла-сестра, и вы, братья честные купцы!”

Бросили воины свою крепость вместе со сторожевой башней и отплыли от наших берегов. Так и не возвратились никогда, но зато вернулись охотники и рыбаки. А озеро свалило-таки башню, ветром выдуло и дождями вымыло в ее стенах швы. Оползла за века крепость, осталась от нее лишь горушка замшелых камней, ивой и вербой поросших. И только змеи греются на них во время солнцепека.

Через много лет из Нова Города прибыли ушкуйники, никого не выгоняли, а крест честной на горушке поставили. По сию пору там стоит. Негде стало змеям кожу греть, шкуру тереть, уползли они искать другие камни.

Вот и мотай на ус, Андрейка, где мошна, а где дух обретается.

Слушал старую Лину Андрюха, сам думал: “Уж не ее ли прабабка эта самая Улла?”

Потом, через малое времечко, начал он и в церкви читать. Недолго читал – пристал к острову тот самый с гренадерами карбасик, с коего пушечка утопла. Сошел командир на берег, говорит деревне:

– Приказано мне личный мой состав по избам расквартировать и пушечку со дна поднять. Пока ее не найдем, из Рымбы не уйдем! Будьте любезны, провиант и ночлег обеспечьте! Кстати, утопленник наш не всплывал?

Спрятали мужики Андрюху в кузнице, за кучей березового угля схоронили. Да как ее искать, эту пушечку, когда никто места не запомнил, а на воде следов нет? Кошками да яргами все дно избороздили, даже невод забрасывали – все без толку! Не прокормить солдат деревне… Измазал Андрюха тогда рожу углем, надел робу подмастерья и вышел на берег.

На берегу нашел камень побольше, веревку подлиннее да покрепче и чурочку ольховую полегче. Позвал товарища, связал веревкой камень с чуркой, сложил все в лодку и оттолкнулся от причала. Догреб до места, огляделся, другой веревочкой себя за пояс обвязал. Сказал товарищу своему, пареньку деревенскому Лёхе:

– Как за эту веревочку дерну, так и тащи меня, друг ты мой верный Алеша, со дна!

Сказал, воздуху набрал да и нырнул с камушком в руках. Сколько времени прошло – неизвестно, а Леха уж зубами заскрипел. На ветру холодном весь вспотел, розовыми пятнами покрылся. Наконец задергалась веревка, Леха ну ее тащить изо всей моченьки! Выволок Андрюху на поверхность, а тот весь бледно-синий, рученьками не шевелит, ноженьками не сучит, из ушей кровь, глаза закрыты, только губы шепчут:

– Есть!

Тут и дух из него вон. Перевалил Леха его в лодку через борт да к берегу скорей. А там уже служивые со всей деревней ждут. Глянул командир на Андрея, глаза отвел. Один солдатик молодой задохся:

– Да это же!..

– Нет, не он это!.. – оглядел командир своих солдат. – Это местный подмастерье! Верно, братцы?

– Так точно, вашбродь! – рявкнули служивые.

– Тогда в избу его тащите! – велел он деревенским. – А коль помрет, похороните раба Божьего…

– Андрея! – вздохнул Пётр Митрич, Каменный Кулак.

– Андреева Андрея, – добавил командир, – и Царствия ему Небесного…

– Что же вы, господин начальник, раньше времени парнишку закапываете? – сердито говорит знахарка Лина. – Ступайте лучше пушечку свою тяните!

И верно, подогнали к чурочке ольховой по волнам карбасик, поднатужились и вытащили пушку из глубины на свет Божий, всю в илу да в мелу, и пескарь из жерла выскочил. Встрепенулся, хвостом плеснул и пропал в мутной воде. А Андрюху унесли к Лине-знахарке в избу.

Собрались гренадеры, на судно погрузились и от пристани отчалили. За еловый мыс свернули и пропали, словно их и не было…»

* * *

Слабеющий ветер тащил рымбарей вдоль матерого берега. Село желтыми глазами окон тепло светилось над прибоем, и от этого Митя со Сливой замерзали еще сильнее. По гребню волны Митя ловко и рискованно подрулил к чьим-то скользким мосткам и выпрыгнул на них из лодки, стуча зубами.

– Вытряхивайся! – скомандовал он Сливе. – Моего человечка пристань! Рыбу у меня принимает. Не выдаст, можешь не бояться.