Страх. Как бросить вызов своим фобиям и победить - Ева Холланд

Ученые, изучающие эмоции, делают различие между тем, что они называют «экстероцептивным» и «интероцептивным» страхом, то есть страхом, который приходит к нам извне, и страхом, который нападает на нас изнутри. Все, что исследователи делали, чтобы вызвать у S.M., по-видимому, невозможную для нее реакцию страха, было направлено на нее посредством зрительных, слуховых или других внешних сенсорных триггеров. На этот раз Фейнштейн и его коллеги решили использовать другой подход.

Предшествующие исследования показали, что вдыхание углекислого газа может вызывать у человека страх и даже приступы паники. А еще было показано, что у мышей миндалевидное тело участвует в обнаружении углекислого газа. Фейнштейн предположил, что, если провести с S.M. обычный тест на вдыхание двуокиси углерода, она проявит вызванный углекислым газом страх, пусть и на меньшем по сравнению с другими людьми уровне.

В день проведения теста S.M. попросили расположиться в кресле с откидной спинкой, на нос и рот наложили пластиковую маску. После этого она сделала один глубокий вдох через маску, в воздухе, который она вдохнула, был 35-процентный углекислый газ. Такая концентрация в 875 раз превышает обычное содержание СО2 в воздухе, которым мы обычно дышим.

Это хорошо отработанная экспериментальная тактика, и ее последствия обычно длятся не более минуты. Присутствие СО2 в системах организма задействует тревожные звоночки как в центральной, так и в периферийной нервной системе. Хотя один вдох воздуха с высоким содержанием СО2 на самом деле не влияет на уровень кислорода в организме испытуемого, он создает иллюзорное ощущение, что воздуха не хватает – исследователи называют это «кислородным голоданием». У одной четверти испытуемых эксперимент вызывает чувство глубокого страха и даже – в некоторых случаях – полномасштабный приступ паники.

S.M. отреагировала далеко не так мягко, как ожидали Фейнштейн и другие. Едва только сделав вдох, S.M. начала хватать ртом воздух. Ее дыхание ускорилось, и на восьмой секунде после вдоха СО2 она начала махать правой рукой, указывая на маску. Она поджала пальцы ног, пальцы рук напряглись, и все тело застыло от напряжения. На четырнадцатой секунде эксперимента она сказала через маску: «Помогите мне», и один из экспериментаторов снял маску с ее лица. Как только он это сделал, она схватила его за руку. С широко раскрытыми глазами и раздувающимися ноздрями она сказала «спасибо». Но еще в течение двух минут ей не хватало воздуха. Она задыхалась и ловила воздух ртом, показала рукой на горло: «Я не могу дышать».

В конце концов ей понадобилось почти пять минут, чтобы прийти в себя, значительно больше, чем длится типичная паника, вызванная экспериментом, которая длится одну-две минуты. Позднее Фейнштейн написал: «S.M. только что пережила первый в своей жизни приступ паники. Все экспериментаторы, присутствовавшие при этом, были шокированы. S.M. действительно ощутила страх. Она назвала это “худшим страхом” из всех, что она когда-либо переживала. Вполне вероятно, что с самого детства это был первый случай, когда она испытала страх».

Фейнштейн рассказал мне, что всю ту неделю он и его коллеги «двигались как олени, ослепленные светом фар». Но, несмотря на шок, «это был великий момент, – сказал он. – Ведь именно в этом весь смысл науки: доказать, что ты неправ». Если твоя гипотеза убедительно опровергается, узнаешь что-то новое.

Чтобы проверить, можно ли воспроизвести этот эффект, группа исследователей из Айовы связалась с исследователем в Германии, изучавшим близнецов, также имевших значительные повреждения миндалевидного тела в результате болезни Урбаха – Вите. Эти две женщины перелетели Атлантический океан и, как раньше это сделала S.M., вдохнули газ. Исследователи на этот раз включили и группу контрольных испытуемых, у которых не было повреждений миндалевидного тела.

Фейнштейн и его группа подтвердили результаты во всех отношениях: близнецы пережили полномасштабные приступы паники, когда вдохнули газ. Уровень паники участников контрольной группы был значительно ниже. Эти пациентки, которые, предположительно, вообще не испытывали страха, теперь его переживали с большей силой и интенсивностью, чем люди без подобных повреждений.

На основании этих результатов можно было сделать два вывода. Во-первых, наличие функционирующего миндалевидного тела не является, как можно было предположить на основании имевшихся исследований, предпосылкой переживания ни телесного, ни эмоционального страха. Во-вторых, по-видимому, вполне возможно, что миндалевидное тело не только играет роль триггера наших реакций страха, но и выполняет приглушающую, подавляющую или контролирующую функцию. Это может помочь объяснить преувеличенные реакции на газ у пациентов с болезнью Урбаха – Вите: когда запускаются их панические реакции, у них нет тормозов, которые обеспечило бы миндалевидное тело, чтобы они смогли себя контролировать. Они не могли, как явно может Алекс Хоннольд, просто заставить себя успокоиться.

Фейнштейн пишет: «На одном дыхании мы сразу же узнали, что миндалевидное тело не может быть типичным и единственным “центром страха”… Не имея функционирующего миндалевидного тела, S.M. все же смогла пережить интенсивное и продолжительное состояние страха».

Есть еще один способ, которым S.M. выражает то, что мы можем считать страхом. Но страх не за себя – это страх за детей. Или, по крайней мере, если не страх, то, несомненно, сильный защитный инстинкт, который она никогда не проявляет в плане собственной безопасности. По-видимому, как мать она может опознать непосредственную угрозу и отреагировать на нее.

Однажды, когда какая-то женщина (S.M. описала ее как «живущая по соседству дама ростом под два метра») шлепнула ее маленького сына, S.M. бросилась в драку, толкнула эту женщину, и все закончилось тем, что ей пришлось разбираться не только с «дамой, живущей по соседству», но еще и с несколькими членами ее семьи. Постепенно в драку включались новые участники, пока не подоспела полиция. В другой раз, когда ее сын нашел во дворе маленький пакетик крэка, S.M. отнесла его в полицию и высказала там свои предположения о том, кто был дилером. Вскоре после этого у ее двери стали появляться записки с угрозой смерти, а однажды в коридоре ее квартиры материализовался мужик, приставил ей к виску пистолет, сказал «бам!» и ушел. Но, когда ее сын нашел еще один пакетик, S.M. снова пошла в полицию, надеясь сделать дом и квартал безопасными для своих детей.

Конечно, любая мать может предпринять такие действия – в этом нет ничего особенного, за исключением той части, где S.M. не почувствовала страха, когда ей к виску приставили пистолет. Но в сочетании с полным отсутствием беспокойства о собственной безопасности, даже в тех ситуациях, когда в безопасности были дети, это предполагает следующее: что материнский инстинкт запускается не миндалевидным телом. Наши страхи могут возникнуть из многочисленных источников внутри нас.

В настоящее время S.M. мало общается со своими тремя взрослыми детьми. Но у нее все еще имеются материнские страхи. Однажды какой-то исследователь, которого удивило кажущееся отсутствие контактов, спросил ее о сыне.