Страх. Как бросить вызов своим фобиям и победить - Ева Холланд

Он сосредоточился, восстановил силы и нашел выход из этого сложного положения. Позже, на сотни метров выше, всего метров за десять-пятнадцать до вершины, он добрался до последнего сложного участка – вертикальной плиты. Вот тут он и остановился.

Годы спустя он написал: «На минуту я засомневался. Или, может быть, запаниковал. Трудно сказать, что это было».

Когда он остановился там, крепко держась за стену, уцепившись за «жалкий намек» на выступ, то поочередно менял руки, держась одной и давая отдохнуть другой. Ноги вообще ни на что не опирались: он использовал метод под названием «размазывание», то есть полагался на противоположно направленные силы своих туфель на резиновой подошве, поставленных под углом и плотно прижатых к граниту для сохранения трения. Он слышал, как на вершине прямо над ним смеются и болтают туристы. Икры болели от напряжения – он изо всех сил старался удержаться. Шли минуты. Скоро ему придется сдвинуться с места.

Наконец он вытянулся во весь рост, вытянул руки и схватился за следующий уступ, который казался очень маленьким. Ноги удержались. Руки удержались. Он это сделал. Мгновения спустя он перевалился через вершину стены и оказался в толпе сотен туристов – с голым торсом, задыхающийся и совершенно никому не известный. На вершине никто даже не понял, что он только что сделал.

Позже в своем дневнике Хоннольд заметил, что он совершил восхождение за два часа пятьдесят минут, но что собой недоволен. Он написал: «Плохо прошел на плите. Нужно лучше».

Я следила за карьерой Алекса Хоннольда много лет, и, хотя считаю его совершенно потрясающим, часто думаю, что он и я – не родственные души. Мягко говоря, мы очень разные люди. Но, когда я читала его описание той небольшой заминки на Хаф-Доум и роли, которую эта заминка сыграла в его оценке всего восхождения, я вспомнила собственные усилия победить свой страх высоты. А именно то лето, когда решилась на доморощенную программу экспозиционной самотерапии: прохождение маршрута не может считаться лечением, это не победа, если я не смогла научить свой мозг оставаться спокойным.

Хоннольд любит подчеркивать, что на самом деле он довольно обычный человек, он знает, что такое страх. В книге «Один на стене» он пишет: «Я чувствую страх ровно так же, как любой другой человек. Если бы рядом оказался аллигатор, который собирался бы меня съесть, мне было бы очень неуютно». Хотя «очень неуютно» – значительно более мягкое выражение, чем большинство людей использовали бы в этом случае.

Хоннольд пишет: «Меня постоянно спрашивают о риске. Обычные вопросы: “Вы ощущаете страх? Вы когда-нибудь боитесь? Когда вы были ближе всего к смерти?” Я реально устал отвечать на эти вопросы снова и снова».

Вполне понятно. Но и эти вопросы можно понять. Из того, что мы, публика, можем знать о профессиональной жизни Хоннольда, его взаимоотношения со страхом кажутся совсем непохожими на то, что испытывают другие люди. И уж точно эти отношения не такие, как у меня. Едва ли возможно просто понять, как у него получается часами выполнять точные движения скалолаза, когда каждая ошибка приведет к внезапной и неизбежной смерти. Кажется, что у него иммунитет к страху, что у него никогда бешено не бьется сердце, не сдавливает горло – что произошло бы с большинством из нас в такой ситуации.

И все же есть другие сферы, в которых его реакции кажутся более нормальными. Как и я, как и Мухика-Пароди и ее потеющие испытуемые, Хоннольд пытался прыгать с парашютом. Он думал, что постепенно сможет перейти к бейсджампингу (прыжкам с парашютом со скалы или другого высокого объекта). Впервые он прыгнул с самолета в 2010 году, совершил несколько прыжков – и оставил этот спорт. Я ощутила удовлетворяющее чувство узнавания, подтверждения, когда он написал, что ему «ужасно это не понравилось».

Он пишет: «У меня было странное ощущение подташнивания от движения самолета, когда он шел на взлет, а мы как сельди в бочке и дышим выхлопными газами. А уж падение из самолета – это просто страшно».

И это Алекс Хоннольд! Да он такой же, как мы!

А может быть, и нет. Пару лет назад писатель Джеймс МакКиннон уговорил Хоннольда забраться в аппарат компьютерной томографии, чтобы невролог Джейн Джозеф смогла исследовать его мозг. Дело в том, что в то время была популярна история о нейробиологе, который на одном из публичных мероприятий Хоннольда стоял в очереди, чтобы получить его автограф. Этот нейробиолог наклонился к стоящему рядом и тихо сказал ему: «У этого парня не срабатывает миндалевидное тело». Джозеф планировала проверить, соответствует ли этот диагноз действительности.

Опубликованный в журнале Nautilus рассказ МакКиннона «Странный мозг величайшего в мире скалолаза-соло» (The Strange Brain of the World’s Greatest Solo Climber) передает, что произошло дальше.

Первый анатомический скан мозга Хоннольда появляется на экране компьютера оператора МРТ Джеймса Перла. «Можно показать его миндалевидное тело? Нам нужно знать», – говорит Джозеф.

Перл прокручивает изображение вниз, еще ниже, по похожей на тест Роршаха топографии мозга Хоннольда, до тех пор, пока с внезапностью случайно попавшего в кадр объекта на фоне сплошной путаницы не материализуется пара миндалевидных узлов. «Оно у него есть!» – восклицает Джозеф, а Перл смеется. Что бы ни давало Хоннольду возможность без спасательных средств забираться в Зону Смерти, это точно не пустое пространство в том месте, где должно быть миндалевидное тело. На первый взгляд, говорит Джозеф, это миндалевидное тело абсолютно здоро́во.

Но процедура еще не закончилась. Хоннольда, находившегося внутри аппарата, попросили посмотреть на ряд изображений, специально предназначенных для того, чтобы вызывать у зрителя страх, душевную боль, отвращение или тревогу. Там были изображения окровавленных трупов, фекалий и… скалолазания.

На светящемся экране, демонстрирующем мозговую активность Хоннольда, миндалевидное тело не осветилось, что показало бы запуск реакции страха. «Возможно, его миндалевидное тело не срабатывает – нет внутренних реакций на эти стимулы, – сказала Джозеф. – Но может быть и так, что у него настолько хорошо настроенная система регуляции, что он может сказать “да, я все это чувствую, миндалевидное тело заводится”, но его лобная кора настолько сильна, что может его успокоить».

Джозеф провела сканирование и контрольного субъекта: еще одного скалолаза, примерно того же возраста, что и Хоннольд, человека, которого можно было охарактеризовать как «искателя острых ощущений». Стороннему наблюдателю (и ему тоже, по его собственным словам) показалось бы, что на него, как и на Хоннольда, не подействовали изображения, которые ему показывали. Но скан мозга рассказал другую историю: его миндалевидное тело активировалось, хотя на осознаваемом уровне он был спокоен или говорил, что спокоен.

Как это понимать? Технически миндалевидное тело Хоннольда функционально. Однако у него, по-видимому, более высокий, чем у большинства людей, порог активации. Вероятно, благодаря специфическому сочетанию врожденного и приобретенного, годам дисциплины и обучения, а также под воздействием рискованных ситуаций особенный характер его реакций настраивался и совершенствовался. Понятно, что его взаимоотношения со страхом, реакции на потенциальные опасности выглядят совершенно не такими, как у обычных людей, и отличаются даже от реакций его коллег, других любителей риска.