Предчувствие чуда - Энн Пэтчетт

– И что, я могла лечь на змею тут, на лодке?

– Они иногда падают в лодки, – сухо сообщила доктор Свенсон. – Любят заползать подо что-нибудь или внутрь чего-нибудь. Гамак тоже подходящее для них место. Ваш крик испугал меня. Мне пришлось вас вытряхнуть, чтобы посмотреть, где змея.

– Вы перевернули гамак? – Марина думала, что выпала сама, следуя сценарию сна.

– Конечно. Как иначе я могла найти змею?

Марина покачала головой. Окажись в гамаке двухметровая змея, переворачивать его так, чтобы рептилия плюхнулась на землю, а сверху на нее плюхнулась доктор Сингх, было бы не самым разумным решением. И вряд ли это спасло бы ее от укуса. Впрочем, змеи часто провоцируют людей на необдуманные поступки. Марина зажмурилась и закрыла глаза руками. Доктор Свенсон наверняка решила, что она думает о змее, но она думала об отце. Какое-то время все молчали, потом Марина почувствовала, как что-то холодное постукивает ее по плечу.

– Сядьте, – сказала профессор. – Выпейте воды. Сядьте, сядьте. У меня есть лед, хотите?

Марина покачала головой.

– Лед – это роскошь, скоро его не будет. Да сядьте же, доктор Сингх! Не выношу, когда люди валяются на палубе. Это гадко. Вам приснился сон, вот и все. Сядьте и выпейте воды.

Марина села, потом вспомнила о тараканах и перебралась на ящик с грейпфрутовым соком. Голова болела. Тут доктор Сингх заметила, что ящик, на котором она сидит, покрыт буквами. Раньше их не было, Марина знала точно. Это был неровно написанный алфавит, или часть алфавита. Буква «К» пропала, а когда Марина чуточку передвинулась, она увидела, что «Q» тоже отсутствует. Некоторые буквы, такие как «A», были написаны правильно, а другие, вроде «R» и «Z», задом наперед. После цепочки букв Марина различила два слова, ПАСХА и АНДЕРС, и неумелое изображение улитки.

Она коснулась пальцами имени Андерса:

– Что это?

– Наследие вашего друга, доктора Экмана. Уверена, что увижу и другие его проявления. За то короткое время, что он был с нами, он научил Пасху правилам поведения за столом и алфавиту, почти всему. Вижу, «К» не хватает.

– И он умеет писать их имена.

– Примечательно, что он научил мальчишку писать именно эти два слова. «Пасха», ну, это понятно, но зачем «Андерс»? Хотя в конце он был очень болен и, может, надеялся, что так его лучше запомнят.

Марина представила себе, как Андерс сидит на бревне, блокнот на коленях, а Пасха жмется к нему. Ничего удивительного, что он смог научить мальчика писать эти буквы. Прежде он делал это уже три раза – с сыновьями. Глухота Пасхи не была помехой.

«Это ты», – говорил ему Андерс, показывая на имя Пасхи. Потом тыкал пальцем в себя: «Это я».

– Доктор Экман составил для него что-то наподобие учебного плана. Пасха постоянно упражняется. Я отдала ему ручки доктора Экмана. Одно время он исписывал буквами руки и ноги, но я запретила так делать. Не знаю, насколько чернила абсорбируются кожей, но ребенку это наверняка вредно. Да и привычка плохая, тем более что у нас много бумаги. Не знаю, понимает ли Пасха, что такое буквы, но большинство он уже запомнил и размещает в правильном порядке.

– Может, он видит в них частицу Андерса?

Доктор Свенсон кивнула и посмотрела на мальчика, который всматривался в реку.

– Пасха кричит во сне. Я лишь тогда слышу его голос. Но голос у него есть. Прежде я не слышала его месяцами, однако после смерти доктора Экмана мальчика каждую ночь преследуют кошмары. Вопли он издает просто ужасные.

Доктор Свенсон повернулась к Марине:

– Жаль, что вы не можете поговорить с ним об этом. Крики во сне роднят вас. Полагаю, что в вашем случае причина – мефлохин, не прислал же мне мистер Фокс сотрудника с прогрессирующим заболеванием головного мозга.

– Да, вы угадали, я принимаю лариам. – Марине вдруг захотелось привезти Карен ящик грейпфрутового сока.

Уже хорошо.

– Я перевидала тут много крикунов, но, когда кто-то принимается вопить, никогда не думаю о лариаме. Моя первая мысль – змея.

– Что ж, лучше подстраховаться.

Доктор Свенсон кивнула:

– Лариам – лекарство для туристов, доктор Сингх. Я искренне надеюсь, что вы тоже из их числа, и отбудете с первым же каноэ. Но все равно, предлагаю вам сейчас же выбросить таблетки в реку. Думаете, я принимаю лариам? Человек не сможет тут жить с ночными кошмарами, паранойей и суицидальными фантазиями. Джунгли и без того – нелегкое испытание.

– У меня нет суицидальных фантазий.

– Что ж, хорошо. Но они могут появиться. Был тут один парень – вошел ночью в реку и больше из нее не вышел. Индейцы видели, но подумали, что он решил искупаться.

– Уверяю вас, я принимаю лариам не для удовольствия.

– Тем более. На некоторых он действует крайне неблагоприятно. Учитывая наблюдаемую мной реакцию, я полагаю, что к этой группе принадлежите и вы.

Марина сделала глубокий вдох, задержала дыхание и медленно выдохнула. Она потихоньку приходила в себя, хотя рука все еще горела.

– Но я не хочу заболеть малярией.

– Ну, не так уж это и страшно. Я не болела, точнее, однажды болела, но не здесь. К тому же малярия успешно лечится.

– Андерс принимал лариам?

Доктор Свенсон запустила пятерню себе в волосы и с чувством почесалась.

– Он не кричал во сне, поэтому мы никогда не говорили на эту тему. Вы спрашиваете меня, не умер ли доктор Экман от малярии?

Марина спрашивала не об этом, хотя такой вопрос был бы логичным.

– Мне это кажется вероятным.

– Я хорошо разбираюсь в малярии, – заявила доктор Свенсон. – И говорю вам: нет. Разве что у него был P. Falciparum с осложнением на мозг. Но это здесь огромная редкость.

P. falciparum, P. vivax, P. malariae и что-то еще. Когда Марина в последний раз перечисляла эти виды малярийных плазмодиев?

– P. ovale, – сказала доктор Свенсон.

– Вы полагаете, у него был P. ovale?

– Нет, это то, что вы не могли вспомнить. Назовите любому врачу одного малярийного плазмодия, и он попытается вспомнить трех других, и обязательно забудет про P. ovale. За пределами Западной Африки он почти не встречается. Вы видите каждый раз один и тот же сон?

Мысли путались у Марины в голове. Она слишком недавно проснулась, слишком недавно оказалась на этой лодке, слишком недавно говорила о змеях, слишком недавно была в Калькутте, слишком недавно – с Андерсом. А тут еще и P. ovale.

– Да, примерно один и тот же сон.

– В этом отношении я считаю мефлохин интересным препаратом – он всегда попадает в один и тот же карман подсознания. Его спокойно можно использовать как для профилактики, так и для лечения. Вам нет смысла мучиться заранее. Мефлохин не поможет вам при церебральной малярии, но, как я сказала, в Бразилии она встречается крайне редко. Что вам снится, доктор Сингх?