Наказание для продюсера - Анна Леманн

— Я же говорила, что все будет в порядке, — улыбаюсь я, обернувшись к амбалу. — Все в порядке. Теперь дедушка спокоен.

…но уже вычисляет мое местоположение и едет сюда устраивать фейерверки из выстрелов и крови. И только пусть попробует не замочить эту с?ку, что посмела лицо моего вредного продюсера превратить в это месиво. А если не будет знать, что с ним делать, то я подскажу. У меня столько занимательных идей в голове. Отморозить червячка на холоде. Покатать его на мотоцикле… пешком. В пустыне его выкинуть. Ну, или просто мне отдать…

Я никогда у дедушки не выпрашивала ничего на день рождения, но в этот раз я попрошу разрешения лично избить эту мразоту. Буду его бить, пинать, электрошокером угощать… а еще я давно хотела научиться делать татуировки. На этой восьмидесятикилограммовой тушке полно чистой нетронутой кожи. Закончиться на руках, ногах, спине, животе, перейдем на голову и плевать, что придется лишить парня отличной шевелюры. А если и тогда места не хватит, то превратим урода в черную кляксу, закрасив абсолютно все тело.

— Куколка, ты отдохни немного, — произносит моя будущая жертва, опустив руку на мою ногу, которая оголена из-за порванного платья. — Хочешь, мальчики тебя на улицу отнесут подышать? Я пока с Владиком поговорю.

— Нее, — отрицательно мотаю головой. — Я тут посижу, — заявляю ему и сажусь на пол, устремив взгляд на продюсера, который хмуро и недовольно смотрел на меня.

— Зачем? — спрашивает урод.

— Может, поболтаем? Ты такой интересный собеседник, — натянув улыбку и обернувшись к нему, говорю я и смотрю в его глаза с максимальным интересом.

Интересно, сколько дней он вытерпит мои издевательства. Или «разговоры» с моим дедушкой. Надо тянуть время. Нельзя позволить, чтобы побои продолжились.

— Решила своего рыцаря защитить? — задает он вопрос, раскусив мои намеренья.

— Нет, что ты! Он же уже почти труп, — максимально натурально восклицаю я. — Просто с тобой очень хочется пообщаться. Расскажешь о себе? Как тебя зовут?

— Называй меня Мачо, — спустя пару секунд, отвечает он, делая акцент на «О»

Мачо? Он себя видел? Симпатичный — возможно, но я бы на такого никогда не посмотрела. Этот Мачо — от силы «ма» — без «чо».

— Хорошо, Мачо. Поболтаем? — делаю еще одну попытку, подняв вверх свои связанные руки.

— Нет, куколка, — отвечает он и поднимает взгляд на своих шестерок. — Пацаны, заберите девчонку и оттащите обратно, — а затем возвращает взгляд на меня. — Не переживай, куколка, потом мы обязательно поговорим, пообщаемся и даже ближе, чем ты думаешь, — подмигнув, он облизывает свои губы и меня чуть ли не выворачивает от его «сексуальности».

Меня хватают чьи-то руки и, подняв в воздух, несут в сторону, где валяется водитель.

— Ну что? Продолжим? — спрашивает урод Владислава и наносит очередной удар.

Каждый удар, сопровождаемый отрицательным ответом продюсера, заставляет шестеркам мразоты затыкать мне рот, удерживать на месте, потому что я кричу, пытаюсь встать, чтобы помочь, но не могу. Знаю, что скоро придет помощь, но если так продолжиться и дальше, то Влад просто не дождется. Эта тварь его убьет.

Он не может умереть, потому что я его люблю! Кто меня будет бесить, если не он? Кого я буду бесить? Он должен жить, иначе… иначе я не смогу. Я не смогу без него. Без его подколов, приставаний, улыбки, без его манеры «я суперумный психолог и знаю все про всех». Никогда не думала и верила в такие чувства. Думала, что все это выдумки писателей, сценаристов, но сейчас я чувствую все это. Я привязалась к вредному Владиславу и его придиркам. Впервые за всю свою жизнь я поняла, что имеет значение в этой жизни: чувства. Мечты, желания, цели — это пыль, когда у тебя появляются чувства, и ты понимаешь, что влюблен. Пусть и не в самого идеального человека, но кому нужны идеалы, когда с чудиками веселее?

Слезы катятся по моим щекам, а вопли наверно слышны даже в соседнем городе. Голос хрипнет с каждым криком все сильнее и сильнее.

«Дедушка, быстрее! Прошу!»

— Повторяю последний раз! Подписывай! — орет урод.

— Нет, — хрипит продюсер.

Удар — и Влад вырубается.

— Нет! — кричу я во все горло в диком ужасе.

Он жив! Он жив… Он должен жить!

Ксюша

«— Мам, а ты, когда папу первый раз увидела, сразу поняла, что любишь его?

— Когда я первый раз увидела твоего отца, я мечтала его придушить, — с улыбкой глядя на папу, рассказывает мама. — Он был красив, умен и таким важный, что тошно. Постоянно его это «Воронцова, к доске!», когда я его слегка много злила. Он был для меня всего лишь очередным вредным преподавателем и не более.

— Ты и слегка? — с сомнением переспрашиваю. — Мне кажется, ты преуменьшаешь свои возможности. А потом? Что ты чувствовала к папе, когда разглядела в нем не преподавателя?

— Даже не знаю. Понимаешь, мои чувства родились незаметно, и я даже не сразу поняла, что люблю его. Мне было хорошо с ним, тепло. Постоянно интересно с кем он, где он. Помню, как Тим уехал с дядей Димой и пропал на два дня. Боже, как же я переживала. Волновалась больше, чем за себя.

— То есть, любовь — значит, лишние волнения?

— Нет, что ты.

— Нет-нет! Не надо уже оправдываться. Я все поняла. От нервов появляются морщинки, а мне нельзя портить личико, потому я не влюблюсь.

— Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, — деловито произносит мама. — Сама и не заметишь.

— В отличие от тебя, мамочка, я умею контролировать свои эмоции и чувства.»

Да, мама была права. Чувства приходят неожиданно, незаметно, как хищник, тихой походкой подступают. Меняет предыдущие цели на новые. Заставляет переживать и волноваться о человеке, которого ты некоторое время назад даже не знал. Чувствовать боль, видя на кровь на его лице, слыша его болезненные хрипы, смотря на него, теряясь в догадках: жив ли он?

Я никогда не пользовалась всеми достоинствами, которыми награждена внучка криминального авторитета. Не понтовалась этим ни разу, потому что это глупо и бессмысленно. Я вообще относилась к делам дедушки с некоторой осторожностью, понимая какой беспредел он может творить. Но сейчас я бы отдала все, чтобы он скорее пришел и помог Владу. Я готова даже вернуться домой и поступить, куда мне скажут, лишь бы Владислав был жив, потому что без него уже невозможно.

Променять мечту на жизнь дорогого сердцу человека. По-моему, достойный обмен.

От созерцания собственной боли меня отвлек резкий шум, луч света и вбегающая толпа мужчин. Вслед за остальными появился он — мой дедушка. Как всегда, с гордой осанкой, зачесанными назад седыми волосами, и неизменным черным стилем в одежде. Плавные, но уже не такие устрашающие шаги моего любимого дедушки, который для всех грозный Ворон, а для меня — дедуля, который ради хорошего настроения внучки и в костюм клоуна нарядиться может и в принца превратится.