Знай, что я люблю тебя - Луис Леанте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это телесериал, — объяснила Лейла. — Вообще-то он мексиканский, но здесь принимает алжирское телевидение, так что мы смотрим его в переводе на арабский. Если хочешь, мы с тобой можем уйти.
Но Монтсе ни за что на свете не пропустила бы подобное зрелище.
— Подожди, я хочу остаться и посмотреть немного.
Мексиканская «мыльная опера» на арабском языке поразила воображение Монтсе. Женщины смотрели в телевизор с чуть ли не священным благоговением. Каждое появление на экране красивого мужчины они приветствовали восторженными воплями, с трепетом повторяя его имя. Монтсе с трудом верила своим глазам. Иногда, когда она порывалась сказать что-нибудь Азе, женщины на нее смотрели осуждающе. В конце концов медсестра и иностранка вышли на улицу. Тут же вокруг них собралась стайка девочек, которые вцепились им в руки и побежали рядом. Монтсе уже запомнила имена некоторых детей. Было настоящим наслаждением медленно брести между хижин, чувствуя кожей слабые порывы теплого ветра. Жизнь в поселке сегодня бурлила как никогда. Всюду сновали люди, спешащие посетить как можно больше родственников и знакомых. Derrajas мужчин были очень чистыми и, похоже, даже накрахмаленными. Женщины надели свои лучшие платки. Монтсе и Лейла неторопливо прогуливались, все дальше отходя от кипящих весельем домиков.
— Удивительно, как среди ужаса жизни в пустыне твой народ может блистать такой красотой, — задумчиво произнесла Монтсе. Лейла улыбнулась. Она знала, как пустыня умеет волшебным образом пленять воображение чужестранцев. — У меня такое чувство, что последние годы я провела вдали от реального мира.
— Что ж, примерно те же чувства испытывает здесь моя семья. Мне еще повезло, что у меня есть работа и возможность проводить много времени вне поселения. А некоторые уже двадцать шесть лет безвылазно сидят здесь, как заключенные в тюрьме, в которой нет ни стен, ни дверей.
Они замедлили шаг, потом Монтсе остановилась.
— В чем дело?
— Скажи, Лейла, ты знаешь того мальчика?
Медсестра посмотрела туда, куда указывала подруга. На некотором расстоянии от них, почти параллельным курсом, шел тот самый ребенок, у которого не хватало глаза. Лейла поглядела на него, приложив козырьком ладонь к глазам.
— Нет. Я его не знаю. Ему, скорее всего, выбили глаз камнем. Здесь, к сожалению, это обычное дело.
— Нет, он не этим привлек мое внимание. Утром я видела его рядом с загонами для верблюдов. Он следует за мной, куда бы я ни направилась, но никогда не приближается.
Лейла улыбнулась, махнув рукой:
— Ну и чему тут удивляться?! Ты очень красивая женщина. Брагиму, например, ты очень понравилась.
Монтсе почувствовала, что заливается краской. Она никак не могла понять, что за отношение у африканцев к женщинам, но лишних вопросов задавать не хотела. Все вокруг удивляло ее, казалось странным.
— Вечером мы приглашены на праздник, — неожиданно сменила тему Лейла. — Одна подруга из госпиталя хочет, чтобы мы пришли.
— И меня тоже приглашает?
— Конечно. Я сказала ей, что ты придешь.
Тот вечер затянулся надолго. Брагим повез семью Лейлы на своей машине в дюны. Закат был так необыкновенно красив, что у Монтсе перехватывало дыхание. С самого высокого гребня дюны было видно, как солнце постепенно уходит за линию горизонта, словно погружаясь в вязкий песок. С другой стороны уже стояла темная ночь. Повинуясь внезапному порыву, в необъяснимом приступе ребячества Монтсе со смехом съехала по песку, как по водяной горке. Дети с восторгом последовали за ней. Мужчины тем временем чинно готовили чай и бутерброды.
На обратном пути Монтсе чувствовала себя уставшей, но счастливой. Ей нравилось дремать под завывания ветра, хлопающего брезентом, хоть она не хотела пропустить ни одно из событий этого чудесного дня. Приехав домой, Лейла и Монтсе умылись в маленькой комнатке, сменили одежду и привели себя в порядок. Они надушились и накинули другие платки, более темные. Когда на поселок спустилась ночь, попрощались с родственниками и уверенно пошли по неосвещенным улицам.
Дом подруги Лейлы располагался в другом квартале этой же daira. Монтсе казалось удивительным, как вообще местные могут различать тут какие-то кварталы. Улицы, да и сами хижины казались ей совершенно одинаковыми. Она просто шла в темноте следом за Лейлой, даже не пытаясь ориентироваться. На африканке были черные туфли, через плечо она перекинула сумку. Она шла так изящно, что казалась моделью на подиуме.
Когда они почти приблизились к нужному дому, Монтсе вздрогнула от неожиданности. Лейла не успела ее предупредить. Неподалеку от хижины какой-то мужчина сидел на корточках и справлял нужду. Увидев приближающихся женщин, он вскочил и побежал прочь, сверкая голым задом и держа в руке развевающуюся по ветру одежду.
— Не бойся. Это местный сумасшедший. У бедного старика не все в порядке с головой. Он делает свои дела где приспичит, как маленький ребенок.
Монтсе шла теперь очень осторожно, чтобы не наступить на экскременты.
Жилище подруги Лейлы отличалось от прочих хижин. Это был дом, выстроенный из необожженного кирпича. Подруга Лейлы приветливо встала им навстречу. Монтсе знала ее по госпиталю, но никак не могла вспомнить ее имя.
— Ты помнишь Фастрану?
— Конечно. Конечно, я ее помню!
Большинство собравшихся женщин были медсестрами. Мужчин почти не было. Монтсе обежала толпу глазами и с удивлением увидела Брагима, который сидел в углу, с улыбкой глядя на вошедших. Это обрадовало ее, но в то же время слегка озадачило.
— Ты ведь не сказала мне, что твой жених придет! — подколола она Лейлу.
— Да ну, с этими мужчинами никогда не знаешь, что им взбредет в голову! — смущенно ответила та.
Из магнитофона неслась музыка Боба Марли. Монтсе устроилась среди медсестер, большая часть которых была ей знакома по госпиталю. Женщины говорили на кубинском варианте испанского, мужчины на местном диалекте. Неожиданно в комнату с криком ворвался какой-то человек. Это был тот самый мужчина, напугавший ее в темноте. Он подскочил к Монтсе и заговорил, обращаясь к ней:
— Musso musano? Musso musano?
Монтсе сначала вздрогнула, но быстро успокоилась, глядя, как улыбается Фастрана.
— Не бойся. Бедный старик совсем потерял рассудок.
— А что он кричит?
— Он спрашивает, все ли в порядке, — перевела Лейла.
— Передай ему, что все прекрасно, — попросила Монтсе. — И спроси, как его зовут.
— Мы называем его Эль-Демонио, — объяснила Фастрана. — Такое прозвище ему дали дети. Он бездомный. Моя мама иногда разрешает ему переночевать у нас на кухне, когда там свободно.
Эль-Демонио торопливо схватил банан, который ему протянула Фастрана. Медсестра шикнула на него, жестами выгоняя из комнаты. Он побежал прочь, подпрыгивая и паясничая.