Клятва амазонки - Александра фон Лоренц

Прошло два с половиной года.

Маленького Ивара очень любили бабушка и дедушка. Мальчишка был очень похож на свою бабушку, пер-вую красавицу в ее родном селении тридцать лет на-зад. От Сигрид унаследовал и Исгерд свою красоту, за которую так любили его все женщины. Хромой Эрик вырезал внуку мечи и кинжалы из дерева, и они были любимыми игрушками малыша. Бабушка доставала из большого котла самый вкусный кусочек мяса, которое Ивар любил, наверное, с пеленок, и мальчик с куском мяса во рту рубил и колол одному ему видимого врага, махая мечом около очага. Сигрид сама приезжала забирать внука, но потом подолгу не отпускала его из дома отца, и Дануте приходилось садиться на Нильхи и ехать за ним вверх по косогору. Встречали ее там всегда приветливо, и если бы не косые взгляды Гудрун, молодая женщина чувствовала себя здесь хорошо.

В этот вечер Дануте опять пришлось ехать в дом Исгерда за малышом. Ивар обрадовался, увидев мать, и с разбегу ткнулся ей в подол. Данута пощупа-ла лоб сына, и ей показалось, что у него жар.

— Я всегда знала, что малышу не надо нахо-диться у очага, — думала с раздражением женщина, — как только кто-то открывает дверь, у огня возника-ет сильный сквозняк. Это вообще удивительно, что старик не простуживается, сидя весь день у котла. А вот женщины заболевают часто. С одной стороны жар, а с другой — холодный ветер с улицы.

Данута понесла малыша в боковушу, которую выгородил специально для нее Исгерд на тот случай, если наложница зайдет в дом. Ребенок расшалился, и Дана присоединилась к сыну. Она щекотала его, он визжал и прыгал на огромной для такого малыша кро-вати. Молодая женщина была довольна, что она ошиблась, и малыш не был болен. Он заигрался до того, что свалился от усталости и мгновенно заснул. Не решившись его будить, молодая мать прикорнула рядом с уставшим мальчиком и тоже задремала, да так, что Данута и не услышала, как возвратились с полей мужчины. Когда малыш проснулся, она стала его одевать. Одевая ребенка в теплую одежду, она вдруг услышала голос Исгерда. Тихонько раздвинув гобелены, женщина увидела, что неподалеку от ее бо-ковуши сидят ее хозяин, Торкель и Гуннар. Мужчи-ны попивали эль из больших деревянных кружек, по-хожих на маленькие бочечки и вели ленивую беседу.

— А я женился на Верее, и души в ней не чаю, — говорил друг Исгерда, — пусть и потерял, может что в материальном смысле, но хоть дома мир и сча-стье. Вон уже и сыновья подрастают. А у тебя, Ис-герд, вижу, эта фурия вообще ад устроила.

— Да, это верно, — ответил бонд и отхлебнул пива, — носится, носится по дому. Не дай бог, кто на глаза попадется. Видно потому, что бесплодна она оказалась.

— Это, конечно, тоже, но главное, ревнует она к Дануте.

— Так это ж обычное дело — рабыни, — по-пробовал возразить Исгерд, — у всех они есть. И хо-зяину обычаями не запрещено побаловаться с налож-ницей.

— То побаловаться, брат, а у вас настоящая любовь. Ты где больше бываешь, у нее или дома?

Исгерд задумчиво посмотрел в кружку с элем.

— Так там и наследник растет, и дело, которое настоящий доход приносит, а не это хилое хозяйст-во…

— Это все оправдания. Может, тебе жениться все-таки на Дануте, ввести ее в дом хозяйкой? Чего ей жить у Агота в доме?

— А Гудрун куда девать? — лицо бонда при-няло озабоченный вид.

— Она бесплодна — чем не причина для раз-вода? — Гуннар хитро улыбнулся.

— Она уйдет, и приданое свое заберет: землю, стадо коров, коней, всякую всячину. Будет вражда с ее родом. Будут все говорить, что я женился на рабы-не. Куча проблем!

— Не думал, что ты боишься разговоров, — опять ухмыльнулся Гуннар.

Исгерд потянул душистого эля и закусил коп-ченой семгой.

— А чем, мне собственно плохо? — он уста-вился прямо на своего друга, — у меня и жена есть, хозяйка хорошая, и любовница красавица. Можно сказать, две женщины любят меня. Стараются — и та, и другая. Приду домой — Гудрун из кожи вылеза-ет: «Исгерд, Исгерд!». Зайду к Дануте — вся от люб-ви горит. Ты заведи себе наложницу, Гуннар, и потом со мной согласишься. Вон, Торкель, подтверди, тоже планирует жениться на богатой вдове. Старше его, правда, но дом у нее свой, и земли много. А за любо-вью будет ходить к Милане. Она тут и будет жить, в моем доме. Тут и наследник его будет расти, с дедуш-кой и бабушкой.

— Да, вам с Торкелем можно позавидовать, — согласился Гуннар, — а не грызут они тебя, Ис-герд? Данута гордая, я думаю,

— Пусть только попробуют. Как только Гуд-рун заведет разговор о наложнице — разворачиваюсь и ухожу к Дануте. И дня два не прихожу. Вот она и боится слова сказать. А Данута? Ну, переживает. А я ее приласкаю, и она вся горит. И куда она денется? Она моя рабыня! Да и ребенок теперь на руках. Мо-жет, и второго вскоре понесет.

— А Данута ведь надеется, что разведешься с бесплодной женой. Она толковая у тебя. Как ты обо-гатился этими мечами, что она изготавливает! Да и рабыня Торкеля не сидит сложа руки. Моя Верея тоже молодец. Шустрая, ласковая. Везде успевает. Повезло нам тогда. Нам многие мужики завидуют.

— Да, вон Кальв Хаконсон от зависти тоже собрался торговать с Русью. Раньше весь товар в Бир-ке продавал, а сейчас приготовил все для киевских купцов. Они ему больше платят. Их корабли через неделю будут забирать у него и треску, и пушнину. И полотна его женщины наткали за зиму. Он еще пере-купил у Эвальда.

Данута окаменела, она ничего не ощущала, кроме сильной боли в сердце. Как будто кто-то взял и воткнул туда нож. Но почему в таком случае она еще жива?

Мужчины допили свое пиво и вышли на ули-цу. Они не заметили, что Данута стала невольной свидетельницей их разговора. А молодая женщина посидела еще немного с малышом на руках, который к этому времени уже успел опять заснуть, да и пошла прочь из этого дома — нужно было срочно погово-рить с Миланой, рассказать новости. Шорная мастер-ская, где чаще всего можно было найти подругу, на-ходилась недалеко от большого дома. Данута вышла во двор через поварню — нужно было избежать встречи с Исгердом. Разговаривать с ним не было ни-каких сил.

Милана оказалась и в самом деле в своем цар-стве. Там был ее мир, там было весело и уютно — не-сколько рабынь, обученных амазонкой, занимались отделкой седел и прочего конского снаряжения, что было весьма необычайно для норвежцев. Милану все любили, дело свое она знала хорошо, у нее рос сын — и она казалась счастливой. Она была Торкелю как же-на, да она ею себя и ощущала. Искусная и в работе, и в постели, с хорошим веселым характером, она была бы славною женой любому.

— Что случилось, Дана? — встревожено спро-сила она подругу, когда та с малышом Иваром на ру-ках зашла в комнату, где работали женщины.

— Ты можешь поехать ко мне, поговорить на-до! — твоего Хенрика кто смотрит?

— Не беспокойся, за ним хороший досмотр. Эмма сама скоро родит, так ее ко всем малышам по-ставили приглядывать. Она добрая и внимательная женщина. А что, очень важно к тебе поехать?