Всё хреново - Марк Мэнсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некоторые становятся просто-таки мастерами этой игры в купи-продай. Они, как правило, кажутся очень милыми и обаятельными, умеют на лету считывать то, чего от них ожидают другие, и мгновенно вживаться в нужную роль. Эта манипуляционная стратегия почти никогда не дает серьезных сбоев, поэтому они все больше уверяются в том, что именно так весь мир и живет. Вся планета – один большой школьный спортзал, и нужно первым затолкать всех в шкафчики, пока кто-то не затолкал тебя.
Подросткам надо показывать, что сделки с окружающими – это безостановочный бег на месте и что реально ценные и важные вещи в жизни не зависят от каких-либо условий и не продаются. Для этого родителям и учителям нужно не вестись на подростковую торговлю. Лучший способ показать им неподкупность и безоговорочность – это, естественно, личный пример. Лучший способ научить подростка доверию – доверять ему. Лучший способ научить его уважению – уважать его. Лучший способ научить его любви – любить его. И не нужно навязывать ему свои доверие, уважение и любовь – ведь так вы сделаете их обусловленными. Нужно дарить их ему, понимая, что в какой-то момент он перестанет с вами торговаться и поймет ценность безусловности, когда будет к этому готов{214}.
Если родители и учителя проваливают свою миссию, происходит это, как правило, потому, что они сами застряли на подростковом уровне ценностей. Они тоже все в мире воспринимают как сделку. Они тоже выменивают любовь за секс, преданность за благосклонность, уважение за послушание. Более того, очень может быть, что они и со своими детьми торгуются за привязанность, любовь или уважение. Они считают это нормой – и ребенок растет, также считая это нормой. А потом дублирует эти дерьмовые, пустые, меркантильные отношения в своей дальнейшей жизни, становясь сам учителем или родителем и перенося свои подростковые ценности уже на других детей, – и так вся эта фигня кочует из поколения в поколение.
Становясь старше, люди с подростковыми мозгами так и живут в полной уверенности, что любые человеческие связи – это бессрочные торговые соглашения, что близость – не больше, чем притворное понимание другого человека, которое вы имитируете для обоюдной выгоды, что все окружающие – лишь средства достижения каких-то эгоистических целей. И, столкнувшись с проблемой в отношениях, они видят ее истоки не в своем торгашеском подходе к миру, а в том, что слишком долго не могли предложить правильную сделку.
Не ждать ничего взамен очень трудно. Вы должны любить человека, зная, что он может не любить вас, – и вас это не должно останавливать. Вы должны доверять человеку, даже понимая, что он может вас ранить или предать. Чтобы испытывать безусловные чувства, нужна вера – вера в то, что вы поступаете правильно, даже если в результате страдаете, даже если это не идет на пользу вам или другому человеку.
Скачок в добродетельную взрослую жизнь требует не только устойчивости к боли, но и смелого и решительного отказа от надежды – вы должны перестать ожидать, что все всегда будет становиться только лучше, приятнее и веселее. Ваш Думающий мозг будет говорить вам, что это нелогично, что вы точно где-то что-то напутали. Но вы должны стоять на своем. Ваш Чувствующий мозг будет прокрастинировать и паниковать из-за боли, которой грозит беспощадная честность, уязвимости, на которую вас обрекает любовь к другому человеку, и страха унижения. Но вы должны стоять на своем.
Взрослое поведение – это то, чем мы восхищаемся в людях, то, что делает их нашими героями. Начальник, который взял на себя вину за ошибки подчиненных; мать, которая пожертвовала собственным счастьем ради счастья своего ребенка; друг, который говорит вам то, что нужно сказать, даже если вас это огорчит.
Вот на этих людях и держится мир. Без них нам кранты.
Неслучайно все величайшие религии мира подталкивают людей к безусловным ценностям, будь то безусловное прощение Иисуса Христа, Благородный восьмеричный путь Будды или идеальная справедливость Магомета. В своей чистейшей форме мировые религии преследуют одну цель: опершись на наш общечеловеческий инстинкт надежды, поднять нас вверх к взрослым добродетелям{215}.
Во всяком случае, таков был их изначальный замысел.
К сожалению, разрастаясь, религии неизбежно попадают в руки подростков-торгашей и детей-нарциссов – людей, которые начинают подгонять религиозные принципы под собственные нужды. Рано или поздно любая религия сдается под натиском людских пороков. И какими бы красивыми и благородными ни были ее доктрины, она превращается в общественный институт, а все общественные институты со временем развращаются.
Философы эпохи Просвещения, воодушевленные теми возможностями, которые дал миру прогресс, решили убрать из религий духовную составляющую и сделать ставку на идеологию. Они отвергли идею добродетели и вместо этого сфокусировались на измеримых, конкретных целях: приумножить счастье и уменьшить страдание, дать людям больше личных прав и свобод, нести в мир сочувствие, сострадание и равенство.
Но эти идеологические религии, как и предшествовавшие им духовные, не избежали судьбы всех общественных институтов. Пытаясь выторговать счастье, ты его разрушаешь. Воюя за свободу, ты ее попираешь. Добиваясь равенства, ты его ослабляешь.
Ни одна из этих идеологических религий не озадачилась первостепенным вопросом: взаимными условиями. Они не признавали или игнорировали тот факт, что, какой бы ни была ваша божественная ценность, в определенный момент вы будете готовы пожертвовать человеческой жизнью, лишь бы подобраться к ней ближе. Если долго поклоняться какому-либо сверхъестественному Богу, абстрактному принципу, неутолимой жажде, вы неизбежно откажетесь от собственного человеческого достоинства или пренебрежете человеческим достоинством других, чтобы добиться целей своего культа. То, что должно было избавить вас от страданий, отбросит вас обратно в самую их гущу. И цикл «надежда – разрушение» начнется заново.
И вот тут возникает Кант…
Уже в раннем возрасте Кант уловил суть игры «прибей крота кувалдой» – поддержания надежды перед лицом Неприятной правды. И как все, кто осознает эту жестокую космическую истину, он впал в отчаяние. Но он отказался играть по этим правилам. Он отказался верить в то, что у существования нет имманентной ценности. Он отказался верить в то, что мы обречены вечно придумывать истории, которые придали бы нашей жизни необходимое ощущение значимости. Поэтому он решил поднапрячь свой мускулистый Думающий мозг и понять, какой может быть ценность без надежды.