Через Гоби и Хинган - Юрий Завизион

На нашем пути часто встречались небольшие деревушки с убогими, без окон, фанзами. Всюду страшная нищета. Нас встречают местные жители, истощенные, одетые в лохмотья. На их лицах следы тяжелых испытаний. Они восторженно приветствуют советских воинов-освободителей. Люди выстраиваются по сторонам дорог, выставляют большой палец вперед и кричат: «Шанго!» («Хорошо!»), «Вансуй!» («Да здравствует!»).

23 августа 1945 года весь мир облетела радостная весть о победоносном завершении войны на Дальнем Востоке. Несколькими днями позже стало известно, что соединениям нашего корпуса присвоено наименование Хинганских. Сотни воинов получили боевые награды».

П. Р. Капштык

«…Родился я в 1914 году в селе Быково Екатеринославской губернии, ныне Днепропетровской области. Служил срочную службу на Дальнем Востоке. Там же встретил свою любовь Ирину, которая в 1938 году стала моей женой.

И после увольнения из Красной армии в запас переехали с ней в г. Новосибирск. Там работал шофером на заводе сельскохозяйственных машин – «Сибсельмаш».

Жили мы на Болотной улице в районе Лесоперевалки.

Началась война. Два моих родных брата ушли на фронт. Первый – Яков Романович Капштык погиб в июле 1941 года в боях за город Ивано-Франковск (тогда назывался Станислав), второй брат Кузьма Романович Капштык воевал танкистом где-то на Северо-Западном фронте. Рвался на фронт и я, но всякий раз в военкомате получал отказ из-за брони завода, которую руководство не хотело с меня снимать, объясняя, что у них и так не хватает специалистов и они не могут срывать план поставок гособоронзаказа.

И только в 1942 году я добился своего и был призван в Красную армию. В учебном танковом полку я в кратчайшие сроки переучился на механика-водителя среднего танка и попал на фронт.

Обстановка тогда была тяжелая. Однажды попали в засаду. Отбивались. Но когда поняли, что окружены, уходили болотами и несколько дней и ночей, насквозь мокрые, холодные и голодные, выбирались из топи, пока не вышли к своим. Там же и застудил я легкие, но виду не подавал, чтобы не комиссовали из армии, ведь война-то была в самом разгаре.

Воевал я, как и все мои боевые товарищи. В бою не дрейфил. Несколько раз горел в танке. На себе ощутил, что одной боевой машины хватало на четыре-пять, иногда шесть атак…

В одном из боев наш танк подожгли. Экипаж погиб. Остался лишь я и тяжело раненный, находившийся в бессознательном состоянии командир танка Мирошниченко, которого с большим трудом мне удалось вытащить из горящей машины и перенести в воронку от авиабомбы. В самый последний момент, когда мы были уже у края воронки, сдетонировал боекомплект нашего горящего танка…

И последнее, что я увидел, это слетевшую с корпуса танка башню. Машинально я закрыл собой командира, и нас сильной взрывной волной столкнуло в воронку. От удара и множества впившихся в тело осколков я потерял сознание. Больше ничего не помнил…

Очнулся только через сутки, в медсанбате. Лечился в полевом эвакогоспитале. За то, что вынес с поля боя командира, был награжден орденом Красной Звезды. В госпитале познакомился с совсем юным парнишкой Сашей, тоже танкистом. Всю семью его немцы расстреляли, и он был совершенно одиноким. Мы с ним сдружились. И потом уже, после войны, я забрал его с собой в Новосибирск. И жили мы там в соседних домах.

После излечения вновь попали на фронт. Воевали в 6-й гвардейской танковой армии. А брат мой, Кузьма, – в 3-й гвардейской танковой армии. Что удивительно, обе наши армии освобождали Прагу, и после боев мы искали друг друга, но не встретились.

А потом в течение июня – июля 1945 года нас перебросили на Восток, для какой цели – не говорили. Мы поняли ее, когда нам зачитали приказ о пересечении государственной границы.

Наша танковая колонна совершала долгий изнурительный марш. Запомнилось, как на всем пути нашего следования вдоль дороги валялись плащ-палатки, шинели, противогазы. Видимо, солдаты-пехотинцы посчитали все это лишним и обременяющим в ходе быстрого перемещения. Но оставленные в поле вещи не пропали, так как за нами следовала команда тыла, которая собирала, грузила на машины и отправляла на склады все это имущество.

Как механик-водитель танка, я на себе физически ощутил сложность перехода через горный хребет Большого Хингана и преодоление раскисшей и буквально перепаханной гусеничной и колесной техникой равнины, которая к тому же была полностью залита водами разлившихся рек.

Потом были бои с японцами. Поставленные нам боевые задачи мы выполняли. Но они, прямо скажу, сильно отличались от тех, что были на Западе.

Не обходилось и без потерь, ведь война без них не бывает. Тяжело было терять боевых товарищей, особенно только что призванных восемнадцатилетних парней. Мне-то тогда уже исполнилось уже почти 32 года, и дома ждали жена Ирина Петровна, дочки Майя, Галя и сын Толя.

Много на войне было и необычного, запоминающегося. Помню, как зашли мы в какой-то небольшой город, который делился на две половины: китайскую, с пыльными улицами, состоявшую из лепившихся друг к другу фанз, и японскую, с асфальтированными улицами и кирпичными домами из двух и трех этажей, утопавшими в зелени. Китайская фанза внутри состояла из одной комнаты, в которой сиротливо стоял единственный шкаф с хранящимися в нем двумя или тремя тарелками. Вместо стола – траншеи, в которые опускались ноги, а поверхность земли заменяла крышку стола. У китайцев помимо бедности бросалось в глаза их чрезвычайное трудолюбие и малоземелье. На крыши фанз они насыпали земли под посев. Злаковые культуры обрабатывались столь тщательно, что среди них нельзя было обнаружить ни единого сорняка. Я тогда еще подумал, что вернусь домой и обо всем этом расскажу в своем селе Быково.

К сожалению, вскоре я выбыл из строя, так как резко обострились осложнения после ранений и стала прогрессировать моя болезнь легких. Меня эвакуировали сначала в полевой, потом в стационарный госпиталь, где долго лечили и дали первую группу инвалидности, признав негодным к военной службе. После чего комиссовали из армии и отправили в г. Новосибирск…»

П. Р. Капштык

«…Ответственным этапом явилось участие нашей 6-й гвардейской танковой армии в Хингано-Мукденской операции. Что и говорить, натерпелись тогда танкисты. Хочу через много лет раскрыть мало кому известную страницу той короткой, но жестокой войны с японцами. Долго об этом умалчивалось и не принято было говорить.

…Нашему командованию стало известно, что японцы собираются вести бактериологическую войну, применив всякого рода вирусы, искусственно выращенные в условиях закрытых биологических, совершенно секретных лабораторий.